Три плута

— Положение в самом деле очень хорошее, охотников найдется немало. Но как же вы думаете поступить: публикации в газетах сделать или через знакомых искать? Ведь без рекомендации брать с собою в дальнюю дорогу и настолько приблизить совсем чужое лицо довольно рискованно.

Рогову именно этого только и было нужно. Он скорчил удрученную физиономию и ответил тоном крайнего сожаления:

— Знакомых никого нет, и, конечно, придется публиковать!

— Но почему же вы в Петербурге Никого не подыскали? — совершенно естественно спросил спутник.

— Меня уверили, что в Варшаве легче найти, — без зазрения совести ответил Роман Егорович и прибавил: — А кроме того, я еще потому согласился, что поиски секретаря в Варшаве дадут мне возможность лучше познакомиться с городом; к тому же я навожу маленькую экономию на разнице дороги для моего секретаря от Петербурга до Варшавы и обратно.

— А зачем же вам в Испании, в Португалии и Италии нужен будет польский язык? — полюбопытствовал молодой человек.

— Мы будем там рыться в старых королевских архивах! — торжественно заявил Рогов.

— Ах, вот это интересно!

— Да, это чрезвычайно интересно! Я это дело очень люблю. Мне дан открытый лист, написанный на тридцати шести языках, чтобы мне с научною целью открывали все королевские архивы.

— Значит, ваша поездка продлится очень долго?

— Три года!

— Вот это интересно! По-моему, человеку, которому выпадет счастье ехать с вами, можно всерьез позавидовать.

— Да. Если он будет вполне полезен мне, то я могу выхлопотать ему через три года из Академии наук классный чин. Это у нас полагается. Я уже своих секретарей вывел в коллежские регистраторы. Один из них был хивинец, другой — чуваш, а третий — мордвин. Они мне все оказали огромную пользу. Я в Лондоне разыскал пачку писем на мордовском языке к королю Англии. Они теперь хранятся в нашей Публичной библиотеке. Мне за них германские ученые предлагали два мильона марок, но я не взял. Думаю, черт с ними! Интересы моего отечества мне дороже. Но что же это вы к бутылке не прикладываетесь, а я все пью да пью? Мне, знаете, доктора велели иногда развлечь мозг от серьезных занятий хорошей выпивкой.

— Что ж, не беда. А я вот над чем призадумался. Есть у меня в Варшаве один молодой приятель, недавно окончивший курс университета, — отозвался попутчик. — Только не удалось ему ни к какому делу пристроиться. Человек же он вполне приличный, да вот бедность одолела, и занимается он пока чем попало. Его бы я мог вам смело рекомендовать.

— Вот и отлично! — весело воскликнул Рогов, который только этого и добивался.

Значительно позже, когда поезд приближался уже к Варшаве, новый знакомый Рогова, удалившийся было для некоторого отдыха в свое отделение, вернулся к нему с вопросом:

— Вы где же, собственно, думаете остановиться? Я рекомендовал бы вам «Европейскую гостиницу».

— Так и сделаю, — согласился Роман Егорович и тут же прибавил: — Не можете ли вы прислать мне завтра к двенадцати часам вашего молодого человека, но не в номера, а в ресторан, где я в это время буду завтракать? Мы переговорим и, надеюсь, сойдемся.

— Я буду очень рад за него. Во всяком случае, он — честный молодой человек, и я уверен, что он вам пригодится. Только нет ли у вас визитной карточки? Кого ему там спросить?

— Пусть спросит при входе в ресторан «Европейской гостиницы» швейцара, чтобы его провели к профессору Койкину. Там уже будут предупреждены.

— Благодарю вас. А вам позвольте вручить моюькарточку… Мой знакомый завтра ровно к двенадцати часам явится с такой же.

Рогов прочитал: «Константин Константинович Адриянов. Контора экспедиции и транспортирования товаров и клади» — и бережно положил карточку в бумажник, подумав: «Эта штучка мне пригодится!»

Перед выходом из вагона Адриянов очень любезно простился с ним, а с подъезда вокзала Рогов видел, как он покатил в хорошенькой, видимо собственной, каретке, запряженной энглизированной одиночкой, с ярко светящимися электрическими фонарями у козел.

«Почем знать? — подумал Роман Егорович. — Не пригодишься ли ты мне сам еще, голубчик? Гора с горой не сходятся, а всякий человек по натуре своей бродяга. Может, и столкнемся еще когда».

Однако его несколько беспокоила одна немаловажная вещь. Он отлично знал, что остановиться в гостинице, не имея никакого письменного вида, являлось вполне невозможным, а его паспорт остался в том бумажнике, который лежал в кармане пиджака, брошенного в шлюпке. Да и прописываться под своим настоящим именем он, конечно, теперь не стал бы, коль скоро назвал себя Койкиным и выдумал, будто он профессор.

Ему необходимо было куда-нибудь деться со своим чемоданом и дорожным пледом. Он счел за лучшее потребовать себе первоклассную парную извозчичью пролетку и скомандовал:

— На Венский вокзал!