Три плута

— Я все отлично понимаю, мама! Конечно, тебе скучно оставаться здесь одной. Но ведь рассуди: мы теперь вдвоем бьемся и никак не можем свести концы с концами. Я у этого профессора буду получать на всем готовом целых сто рублей в месяц. Половину их я буду высылать тебе да еще, наверное, половину из своей половины откладывать стану. Можно всегда будет так устроить, чтобы ты приехала хоть на месяц туда, где мы дальше будем жить.

— Ах, Аркаша, если бы!

И планы их разрастались в заманчивые мечты, которым всем людям в каком бы то ни было положении столь отрадно предаваться, потому что только одни они послушны желаниям каждого.

Между тем тот негодяй, которому не было дела ни до чего в мире, кроме скотских наслаждений и спасения собственной шкуры, подло торжествовал и хохотал над доверчивостью побежденного.

В тот же вечер он выехал из Варшавы, но не в Берлин, а в Вену. Поезд, мчавший его по направлению к столице Австрии, подходил к границе ранним утром.

Рогов теперь уж ничего не опасался; его дела были в полнейшем порядке. На последней станции Российской империи, пока происходила ревизия паспортов, он прогуливался по вокзалу, заговаривая со всеми пассажирами, дурачась и балагуря. Когда раздался звонок, он вернулся в свой вагон и спокойно стал ждать, когда все произойдет по существующему порядку.

Вошел жандармский унтер-офицер. Рогов даже не дрогнул. Он и с ним подшутил, встретив его веселым возгласом:

— А, многожеланный избавитель! Только и дожидаемся!

— Фамилия ваша как? — вежливо, но официальным голосом спросил жандарм.

— Кандидат прав Аркадий Николаевич Барташев! — не моргнув глазом, нахально и во всеуслышание проговорил Рогов.

— Получите, пожалуйста, — вручил ему темно-зеленую книжечку унтер-офицер.

— Мерси боку! — сфиглярничал опять негодяй, пряча чужой паспорт, доставшийся ему обманом.

Немного погодя раздался последний звонок; поезд тронулся, и через несколько минут этот отъявленный преступник считал себя вполне спасенным от кары за все свои возмутительные проделки. Он до такой степени радовался, что дальнейшей дорогой потешал не только всех попутных пассажиров, но даже и поездную прислугу.

XVIII В ВЕНЕ

По мере приближения к столице Австрии бежавший вор постепенно приходил в себя от безумной радости предполагаемого им полного спасения и стал придумывать, как бы ему в Вене сразу получше устроиться. Среди попутчиков нашлись, разумеется, и такие, которым город был уже ранее известен. Советы посыпались со всех сторон. Но из всех перечисленных гостиниц в памяти Рогова удержалось только название «Гранд-отеля», и то потому, что, вероятно, трудно сыскать город, в котором не существовало бы гостиницы с этим распространенным именем.

Первый взгляд на город, даже вокзал, в котором приходилось опускаться в нижний этаж, чтобы очутиться на улице, — поразили Рогова.

Вену поистине можно назвать красавицей. Улица Пратера, ведущая от вокзала к Рингу, широка и оживленна. Сам же Ринг, сперва удивляющий громадой зданий казарм при въезде в него, становится далее все интереснее благодаря постройкам, внешний фасад которых достоин наименования дворцов.

Доехав в хорошей парной коляске до Коловрат-ринга и свернув на Оперн-ринг, Рогов очутился у главного входа огромного здания гостиницы «Гранд-отель». Тотчас же раздался удар колокола, и немедленно навстречу ему вышло с полдюжины служащих.

Рогов, знавший немецкий язык, пустился смело в объяснения и потребовал себе хорошее помещение из двух комнат, так как он привык жить прилично, стесняться не любит и намерен пробыть в Вене довольно продолжительное время.

Через час по прибытии он уже вышел из отведенного ему помещения с целью поскорее почерпнуть новых наслаждений. Внизу его спросили, потребуется ли экипаж. Он ответил утвердительно и, сев в поданную коляску, приказал ехать в меняльную контору. Подсаживавший его помощник швейцара сказал кучеру какой-то адрес, и тот помчался.

В меняльной лавке, оказавшейся скорее банкирской конторой, Рогов был несколько удивлен. Не удовольствовавшись разменом остававшихся у него в наличности русских кредитных билетов, он предложил приобрести у него по приблизительному курсу один из тех многочисленных процентных билетов, которые он носил в клеенчатой упаковке на груди. Служащие конторы стали тихим шепотом переговариваться друг с другом, и наконец один из них, по виду заведующий, подошел к Рогову ближе и спросил его:

— Вы желаете продать эту процентную облигацию номинальной стоимости в пять тысяч рублей?

— Да, по приблизительному курсу.

— Вчерашний курс петербургской биржи девяносто девять за сто, но мы уплатить вам это не можем. Бумага вообще довольно прочная и крупным колебаниям не подвергается, тем не менее у нас всегда большие расходы при размене русских процентных бумаг. Купить мы можем только по девяносто семи, и вы нам заплатите еще полпроцента комиссии.

— Я согласен. Пишите счет, сколько это всего составит?

Но заведующий конторой не удовольствовался его согласием, заявив:

— Мы не имеем права совершать подобные сделки с неизвестными нам лицами. С кем имею честь?