Три побега из Коринфа (ЛП)

— Полиникос, ты сделал все как надо,  и я бы на твоем месте, наверное, поступил точно так же. Но я бы не стал спрашивать, почему я должен бежать сейчас. Ты понимаешь?

— Быстрее, быстрее! — призывал Калиас, время от времени, выглядывавший наружу, на улицу.

Из соседней комнаты вышла мать Диосса, и Эвклея, трясущиеся от страха.

Меликл протянул им деньги за ночлег.

— Эти чашки и кувшины   тоже ставьте себе на память  о нас, хорошо, — произнес он, уходя.

В тот момент Эвклея подняла на  Полиникоса свои прекрасные, изумленные и испуганные глаза.

— Вы уходите, господин?! — воскликнула она.

Полиникос уставился на нее. Она еще не отошла от сна, и вышла с  растрепанными волосами, ее глаза были  полны слез, а рот еле  сдерживал дрожь. Полиникосу она показалась такой прекрасной, такой красивой, таким дорогим  существом. Внезапно он почувствовал, как у него сжалось горло, и он ничего  не может сказать.

— Да, я должен уйти, — прошептал он тихим голосом.

— И вы не вернетесь?

Полиникос взял ее за руку.

— Я вернусь, клянусь Зевсом, обязательно вернусь! Я вернусь к тебе, девочка!

— Полиникос! — раздался  издалека голос Меликла.

Полиникос выбежал из комнаты.

Через полчаса милетский корабль тихо вышел из большой гавани  города. Эвклея стояла на крутом берегу, глядя в темную ночную даль. Перед ней маячила тень Диосса.

— О, Эвклея, что он тебе сказал?  Он  вернется  когда-нибудь, скажи, вернется?

— Я не знаю, братишка… может быть и вернется.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Потом наступили странные дни. Дни сменялись вечерами, вечера ночами. Со стороны  казалось, что все шло как прежде. Власти оставили их в покое. Через несколько часов после отъезда Полиникоса к ним нагрянули стражники, но когда они узнали, что милетцы отплыли, ушли и больше не появлялись. Все вернулось к нормальной жизни. Да, семья Карии могла бы быть удовлетворена последними несколькими днями. Они заработали немного денег, поэтому  смогли  купить кое-что из одежды, а  кувшины и кухонную утварь, которые  им оставили ушедшие милетцы тоже  имели определенную ценность.

— Мы должны быть довольны, — сказала мать.

Эвклея ничего не ответила, только опустила голову и отвернулась,  чтобы мать не видела слез, которые  появились в ее глазах. Мать не позволяла ей и думать о Полиникосе. Она видела и слышала , как молодой человек прощался с ней, когда уходил. Она боялась, что девушка будет  придавать его словам слишком большое значение и начнет плести какие-нибудь не сбывающиеся мечты и строить  планы.

Действительно,  навряд  ли можно было рассчитывать на то, что достаточно богатый молодой  холостяк, атлет, стоявший на пороге большой известности, решит жениться на девушке из бедной семьи и неопределенного происхождения. В то время родители в основном самостоятельно решали вопросы брака: невест искали среди знакомых примерно такого же достатка и социального статуса. Они мало учитывали желания молодых и часто невесты первый раз знакомились с женихами только на свадебных пирах.

При таких обстоятельствах пылкие слова Полиникоса на прощание  только свидетельствовали о временном душевном порыве парня и не могли иметь какого-то значения.

Так ей говорила мать, и Эвклея не решалась ей противоречить; она сказала, что все понимает и вполне сознает неисполнимость своей мечты. И перестала вообще говорить со своей матерью о милетских постояльцах, чтобы ей  снова не пришлось плакать.

Она окутала себя молчанием. Все было как прежде, и даже появился кое-какой достаток. Девушка прекрасно понимала, что все в порядке.

Но что делать с памятью о прошедших мгновениях, как отвергнуть желания молодости, чем их заменить? Что поделать с одиночеством, которое смотрит с каждого угла, с тишиной, звенящей в ушах?  И вот Эвклея ходит в своем доме, как и в чужом, и смотрит на все с удивлением. Действительно здесь когда-то были  молодые люди, которые наполняли весь дом своим шумом, рассказами, песнями и смехом, такими не похожими на слова полные тоски по жизни , совсем не похожими на заботы о  буднях бедняков. Неужели существует такая жизнь у молодых?

А сейчас что? Теперь все шло как прежде. Кажется, как только Эвклея этим увлекалась, ослепла на некоторое время, и вдруг на короткий миг увидела мир, солнце, суету, жизнь, любовь – все это кружилось перед ней, красиво сияло, волшебным светом, который померцал перед ней и внезапно исчезал. И снова стало темно как прежде. И Эвклея снова стала прежней, может быть, немного печальнее, еще молчаливее и бледнее.

Диосс иногда видел, как сестра неподвижно стояла перед домом и смотрела на огромное море.  Она смотрела только на восток, всегда на восток, на  далекий горизонт и  синюю гладь, ища  белые паруса.

 Где-то там,  далеко-далеко, за морем, находится прекрасный остров Самос и Милет.

Диосс подошел к ней и взял ее за руку. Девушка когда возвращалась домой не стыдилась Диосса и  не скрывала от него своих слез. Только от него одного.