Три поэмы. В критическом сопровождении Александра Белого

Из всей компании один, пожалуй,
На этот братский ужин не попал.
На средней полке в этот час лежал он
И неукрытый, вздрагивая, спал.
И чтобы из окна не прохватило
Юнца, избави боже, сквозняком,
Старушка сердобольная накрыла
Его огромным клетчатым платком.
На добром слове вряд ли ошибусь я,
Хоть самовольно выскажу его:
Спасибо вам, хорошая бабуся,
От имени героя моего.

Ценитель незаигранных прелюдий,

Его искал я много лет подряд.
Я знать хотел, куда уходят люди,
Которые о славе говорят.
Пусть на виски скорее ляжет проседь,
Чем на бумагу первая из строк, —
Я должен знать,
Куда его забросит
Вот этот диковатый гонорок,
Который век не уживется с ленью
И, беспощадно сердце теребя,
Не раз заставит взвыть от сожаленья,
Что «Дон-Кихот»
Написан до тебя,
Что до тебя
Можайский стал крылатым,
Что до тебя
Джордано был сожжен,
Что без тебя
Уже разбужен атом
И вдвое большей силой укрощен…
Я должен знать,
Какие проявленья
Неведомая молодость найдет,
Как человек другого поколенья
Знакомые зачатки разовьет.

Мы старше чуть.

У нас, как говорится,
Чубы, как смоль, в сердцах огонь горит.
Мы в 45-м начинали бриться
И неокрепшим басом говорить.
Мы с первых дней войны входили в моду,
Нам в 43-м не было цены:
Для каждого колхоза и завода
Большой подмогой были пацаны.
Одежда и заботы не по росту,
Порой и все семейство на плечах…
Мы рано научились думать просто
О самых перепутанных вещах.
Мы рано сердцем ощутили братство
Романтики и повседневных дел
И дикий гонор
Заковали в рабство,
Чтобы не мы, а он на нас потел.

Но ходят слухи, что по старым прошвам

Судьба кладет замысловатый след,
Что непременно
Где-то в дальнем прошлом
Начало всех падений и побед.

Возможно, так.

Приму на веру кротко
И возвращусь, десятком строк всего,
К началу
Биографии короткой
Строптивого героя моего.

4