Три поколения

Она знала, куда так рано пошел Мокей. Шаг этот был одинаково необычен, страшен и серьезен и для него и для Пестимеи.

Мокей пришел к деду Науму, поздоровался. Молча вынул из-за опояски топор и принялся за работу.

Дед Наум не удивился приходу Мокея. Но Митя, Зотик, Вавилка и Терька ничего не могли понять и вначале чувствовали какую-то неловкость. Удары мокеевского топора были так ловки и сильны, что через час Мокей был безмолвно признан главным строителем скотного двора.

А Мокей, взмахивая топором, все думал: «Может, я еще так… пытаю только себя… Кто знает? Может, я пироги люблю с харюзами, поудить… а в артели работать надо».

Глава XXXII

Ударили первые утренники. Посветлели, поредели, словно градом обитые, непролазные уремы. В багрянцево-пунцовые сарафаны убрались по косогорам березы и осины, кровавым соком налились гроздья калины. Повыцвели шелка умерших трав. Прозрачней и голубей стал воздух, и оттого отчетливей выступили контуры дальних гор.

С каждым днем дед Наум, Мокей и Митя беспокоились все больше и больше:

— Осень над головой, а нам ни вестей, ни новостей…

Вновь расспрашивали Вавилку, как он опустил письмо с корреспонденциями в газету, как и куда сдал пакеты в районе.

Вавилка, представивший по приезде Мите пустые конверты с расписками, вначале был совершенно спокоен. Ему стыдно было сознаться ребятам, что в большом селе он растерялся, плутал и что пакеты сдавал не он, а Денис Денисович. Но частые расспросы Мити и деда Наума встревожили и его.

— Не сплутовал ли уж он, братцы, чего?.. — обмолвился однажды Вавилка. — Что-то рожа у него больно красная сделалась, как отдавал мне эти самые, как их… пустые пакетики. И глаза — как мыши по закрому: туды-суды, туды-суды…

Вавилка сознался, что пакеты он сдавал не сам, а через Дениса Денисовича.

Тревога усилилась. Решили съездить в Чистюньку, в сельсовет: уж не там ли лежат бумаги, которых так давно ждет артель от районных организаций?

На солнцевосходе Зотик и Митя выехали.

Тридцать километров до Чистюньки тропа вьется по правому берегу Становой.

За сизевской мельницей поднялись в гору и поехали над рекой. С высоты скал в черноту глубоких омутов опрокинулись отражения пихт. Лошадь едущего впереди Зотика тоже будто опрокинулась и забавно перебирает ногами. С тропы со звоном падают в воду камни.

На крутиках у Мити кружится голова. Он невольно натягивает поводья и откидывается в противоположную сторону. А Зотик и по «козьим» обрывам едет ходким шагом и беспечно поет песни.

Деревня Чистюнька раза в три больше заимки Козлушки. Дома в ней богаче, ворота раскрашены цветистей. Посреди, над крышами домов, вознесся купол старообрядческой моленной, куда по праздникам ездят и козлушане.

Деревню на две равные части разрезает стремительная речка Чистюнька, впадающая в Становую. В вершине речки, в сорока километрах, заимка Быстрый Ключ. Эти три небольших поселения и составляют Чистюньский сельсовет Р-го района.

В помещении сельсовета пусто. Бородатый раскольник Поликаха Троеглазов, председатель сельсовета, только что вернулся с мельницы. Зотик и Митя заехали к нему во двор.

Поликаха сложил мешки в амбар, распряг лошадь, закатил под навес кованую телегу и пригласил ребят в дом.

Зотик долго молился на образа. Митя стоял сзади.

Поликаха с любопытством смотрел на него из-под густых, напудренных мукою бровей.

— А ты что же лба не перекрестил? — сурово спросил он Митю и не подал ему руки. — Табашник, поди?

Митя смущенно отдернул протянутую руку.

— Письма, говоришь? Не знаю, ничего не знаю о письмах. Вчера из района вернулся — и сразу же на мельницу: мука вышла. А тут за делами Феопеныч присматривает. Он сейчас рыбу удит, к вечеру вернуться должен был… Попытай у него.

О Мите Поликаха знал. Знал и об организованной им в Козлушке артели. И не одобрял.

— Ты что же смотришь, Поликаха? Кто хозяин в сельсовете? С кого потом ответ спросят? — подогрел его однажды Анемподист Вонифатьич, встретившийся Троеглазову на пути в район. Как и Анемподист, Поликаха снабжал своих односельчан-охотников порохом, дробью, обменивал огнеприпасы на пушнину.

Они решили припугнуть Митю:

— А ты что же, парень, власть совецку признаешь, али как?

Митя еще больше растерялся. Ему, подавшему заявление в комсомол, — и такой нелепый вопрос.

— Декрет, видно, свой выпустил? Каждый, видно, свои декреты выпущать теперь может… А нам так ровно бы на волостном съезде сказывали, что сельсовет — власть на местах, а не всякий там, кому в башку взбредет. Ровно бы и не по порядку дела ведешь ты, парень. Ты, может, кто тебя знает, какой-такой, а сельсовет отвечай. Документы сельсовету казал?

Эта длинная речь председателя сельсовета рассмешила растерявшегося было Митю.