Три поколения

Хотелось повернуться на спину, но рядом сидел дед Наум, а Митя не решался прямо посмотреть ему в глаза.

«Ведь я — то знаю, что это не так, — думал он. — Пусть Санкин бюрократ, а Вьюн ненормальный, помешавшийся на планах чинуша, но ведь это еще не все…»

Митя стремительно сел и сказал;

— Пойдем!

В районных учреждениях Наум Сысоич не узнавал Митю.

«Эдакая смелость человеку дана… Ну вроде бы что я с Маерчиком. Взгляд ровно бы даже другой — пронзительно так смотрит».

И сейчас, когда Митин голос начал дрожать и срываться в крик, деду Науму стало страшно: «Не забрали бы парня…»

Но волнение деда вскоре улеглось. Новый человек, к которому они пришли, был на их стороне. И хотя он, как и Митя, говорил больше незнакомыми словами, смысл их понять было не трудно…

Веснушчатый и вихрастый, он был ростом чуть выше Мити, узенький в плечах. На нем были штаны, выпущенные поверх сапог. Наум Сысоич смотрел на него, на портреты в черных и красных рамах, на яркие плакаты и лозунги, протянувшиеся от стены к стене и спускавшиеся от потолка до самого пола, слушал его молодые, горячие выкрики и проникался к нему любовью.

Вот вихрастенький подбежал к Мите, схватил его руку и начал трясти. Потом подбежал к деду, схватил и его за руку. Рука была горячая и сильная, а глаза такие же острые, как у Мити.

Потом они с Митей взяли свои портфели и чуть не бегом вышли из комнаты. Наум Сысоич с трудом поспевал за ними.

«Ну, теперь держись, Вьюн!» — с торжеством подумал дед.

Они вошли к секретарю райкома партии.

У стола, заваленного бумагами, стоял коренастый, бритоголовый человек, держа у левого уха трубку. На вошедших он не обратил никакого внимания, продолжая стоять и хмуриться.

Дед Наум робко и недоуменно смотрел то на черную трубку, то на блестящий желтый череп бритого и коренастого человека. Тот тихонько гмыкнул в трубку и еще сильнее нахмурился.

— Ты кончил? — спросил он невидимого собеседника.

Дед Наум невольно оглянулся по сторонам. В комнате, кроме них, никого не было.

— Товарищ Санкин, ты поедешь и сделаешь доклад! Что? — строго спросил в трубку бритоголовый. Брови его высоко взметнулись над переносьем. Потом он ловко бросил трубку на рогульки, сел и взглянул на вошедших.

Дед Наум удивился быстрой перемене в его лице и голосе.

— С чем пришел, Михаил? Садитесь, товарищи.

— Мы к тебе, товарищ Бобрышев, по большому и важному… — начал вихрастенький. — Насчет волокиты… и бюрократизма…

— Рассказывай.

Голос товарища Бобрышева стал мягче, а серые глаза смотрели уже совсем ободряюще.

— Нет, я не буду рассказывать, пусть лучше он сам расскажет. Тут, брат, как из тысячи и одной ночи. Даже не верится, что в двадцать седьмом году, при советской власти, у нас с тобой под носом обделываются такие дела.

Товарищ Бобрышев повернулся в кресле и перевел свой взгляд на Митю:

— Давай-ка, а мы послушаем.

Дед Наум не выдержал и тоже сказал;

— Верно, Митьша, сам обскажи.

Митя говорил вначале спокойно и тихо, но потом голос его постепенно окреп.

Наум Сысоич кивал головой, когда он говорил о себе, и хмурился, когда Митя говорил о нем и его работе. В таких местах деду Науму хотелось сказать, что это не к чему рассказывать, но он боялся, как бы не сбить Митю.

Митя рассказал о бедах, свалившихся на Козлушку прошлой зимой, об агенте госторга Белобородове, об Анемподисте Вонифатьиче и о том, как ребята решили организовать артель. Внимание, с которым слушал его секретарь райкома, время от времени отмечавший что-то карандашом, успокоило Митю. Но когда Митя начал рассказывать о Вьюне и Санкине, его вновь захлестнула ненависть.

Выйдя от секретаря райкома, все трое заговорили разом. Митя, обращаясь к вихрастому, сказал:

— А ведь я, сознаюсь тебе, Редькин, смалодушничал, отчаялся уж было. Думал, не выйдет наше дело.

И он зашагал, возбужденно размахивая портфелем, не замечая прохожих.

Глава XXXIV

Обратный путь в Козлушку показался Мите и деду вдвое короче.

Ни перепадавшие дожди, ни испортившаяся дорога не омрачали приподнятого настроения. Ехавший впереди дед Наум временами сворачивал с тропинки и, пропустив Митю, долго ехал сзади, наблюдая за вьюками: не перетягивает ли какой-нибудь?

У седла Мити и деда Наума перекинуты большие кожаные сумы, нагруженные под завязку. Больше всего радовали деда Наума отобранные и оставленные на складе земотдела легонькая пароконная сенокосилка и сепаратор.

«По первопутку обязательно вывезти надо», — думал он всю дорогу.

Митю занимали свои мысли. Вначале он думал только о том, что его, Митина, статья с фотографией в середине появится в «Степной правде» за подписью «Д. Шершнев». Статью прочел секретарь райкома товарищ Бобрышев, выправил и отдал перепечатать машинистке. Митя сидел рядом с машинисткой и неторопливо сам диктовал статью. Машинистка, пожилая и, должно быть, очень добрая женщина, расставила отсутствующие знаки препинания и перепечатала статью без помарок. Второй экземпляр статьи Митя захватил с собой.