Три покушения на Ленина

– А это что за рапорт? – продолжал листать досье Ромберг. – Так-так, негласный агент гамбургской полиции, служивший помощником боцмана на германском торговом судне, сообщает: «На нашем пароходе большая часть матросов сочувствовала борьбе рижских рабочих против царизма. Поэтому они охотно взялись помочь какому-то боевику, который просил спрятать его от русских жандармов. Они не замедлили явиться на борт, перерыли весь пароход от клотика до киля, но боевика не нашли. И лишь когда мы вышли в нейтральные воды, матросы дали условный знак и на палубе появился негр. Он хорошо говорил по-немецки и назвал себя Фрицем Платтеном. А не нашли его потому, что пока мы шли в нейтральные воды, он находился в пароходной трубе и висел там на руках».

– На одной руке, – чисто механически уточнил Ромберг, – ведь левая у него покалечена, он даже облокотиться на нее не может. И не только рука, – достал он еще один документ, подписанный каким-то доктором. – Вот бедняга-то, а! – не удержался от сочувственного восклицания Ромберг. – Оказывается, он перенес тяжелую форму туберкулеза и у него ампутировано одно легкое. Так вот почему он отказался от сигареты – тут уж, действительно, не до курева. Инвалид, по все статьям инвалид! А он нисколечко не комплексует и ведет активнейший образ жизни. Нам бы таких людей, да побольше, тогда Германия действительно стал бы владычицей мира. Но где их взять? – вздохнул он и спрятал досье Платтена в сейф.

Барон фон Ромберг, всю жизнь имевший дело с карьеристски настроенными людьми, долго не мог успокоиться. Он выкурил одну за другой три сигареты, выпил две чашки кофе, потом махнул на все рукой, налил целый фужер коньяка, хватил его одним глотком и, не закусывая, сел к столу.

– Так вот вы какой, мистер Платтен! – не без восхищения раздумывал Ромберг. – Каюсь, но я вас не за того принял, думал, что вы – страдающий от безделья сынок какого-нибудь цюрихского банкира. Что ж, тем лучше! Раз вы убежденный революционер, значит, не бросите дело на полпути и не продадитесь агентам Антанты. Мы с вами заварим хорошую кашу, – удовлетворенно потер руки Ромберг. – Такую крутую кашу, что давиться ею будут не один десяток лет.

В тот же день из Генерального штаба пришла долгожданная телеграмма: «Безопасный проезд гарантируем. Никаких паспортных формальностей на границе не будет. Максимальное количество пассажиров – шестьдесят».

У Ромберга были свои заботы, а у Платтена – свои. Он метался по городу и искал, у кого бы занять денег на билеты. Партийная касса была пуста, обращение Ленина к Ганецкому с просьбой «выделить две, а лучше три тысячи крон для нашей поездки» результатов практически не дало, так как просить у Парвуса тот не решился, а сам наскреб сумму, которой хватало лишь на десять человек.

И все же Платтен сумел занять три тысячи франков! На эти деньги он купил билеты в вагон 3-го класса и съестных припасов из расчета на десять дней. По большому счету Платтену повезло, так как вместо 60 человек, изъявивших желание ехать в Россию, 28 в последний момент отказались. На 32 человека денег хватало – и Платтен облегченно вздохнул.

И вот наступило 9 апреля 1917 года. Ромберг свое слово сдержал: в печати об отъезде группы русских политэмигрантов не было ни слова. Больше того, по требованию Платтена ранним утром он отправил в Берлин чуть ли не ультимативную телеграмму.

«Эмигранты считают, что им придется встретиться с огромными трудностями и даже судебным преследованием со стороны российского правительства по причине проезда через вражескую территорию. Поэтому им очень важно иметь право утверждать, что они не общались в Германии ни с одним немцем. Важно также, чтобы немецкая пресса не касалась этого дела до того времени, пока о нем не заговорят за границей. Следует воздерживаться от каких бы то ни было комментариев, и особенно от намеков на заинтересованность Германии, что могло бы компрометировать эмигрантов».

Казалось бы, все необходимые меры предосторожности были приняты, но каким-то странным образом об отъезде Ленина и его сторонников узнала вся русская эмиграция. Поэтому на вокзале было самое настоящее столпотворение. Одни пришли с цветами и пели революционные песни. Другие, не скрывая слез, рыдали, будто провожали друзей на верную смерть. Третьи, размахивая палками и грозя кулаками, обзывали отъезжающих изменниками, предателями и врагами России. Они колотили по вагону и готовы были выбить стекла.

Наконец поезд тронулся, и все пассажиры облегченно вздохнули.