Три покушения на Ленина

– Не думаю. Немцам такой поворот событий невыгоден. Им нужно любой ценой закрыть Восточный фронт, а без участия большевиков это невозможно. Владимир Ильич, – неожиданно повеселел Платтен, – а что мы так разволновались? С чего мы взяли, что за рутинным требованием капитана стоят происки международного империализма?

– Привычка! – рассмеялся Ленин. – Гнусная привычка, выработанная во время многолетней эмиграции: за каждым углом мерещится шпик. И действительно, что это мы разволновались? Капитан выполняет свой долг: он должен знать, кто у него на борту – это норма, это морской закон. А мы черт знает чего навоображали. Все, быстренько заполняем анкеты – и вся недолга.

Когда успокоившиеся путешественники заполнили анкеты и капитан ушел в рубку, все высыпали на верхнюю палубу и начали забавляться игрой с крикливо-наглыми чайками, подбрасывая вверх кусочки хлеба, – чайки с необычайной ловкостью ухитрялись ловить хлеб на лету.

И вдруг капитан стремительно вышел из рубки! В руках у него был телеграфный бланк, которым он размахивал, как боевым знаменем.

– Мне нужен господин Ульянов! – перекрывая скандальный гвалт чаек, крикнул он.

Эта короткая фраза так оглушающе подействовала и на чаек, и на людей, что и воздухе, и на корабле наступила мертвая тишина.

«Всё, приехали, – удрученно подумал Платтен. – И в „Подписке“, и в анкете Ильич проходит как Ленин, а капитан ищет Ульянова. Значит, кто-то фамилию Ильича ему сообщил. Этим человеком может быть только представитель полиции или жандармерии».

Тем временем за спиной капитана вырос богатырского роста старпом, что-то шепнул ему на ухо и протянул только что заполненные анкеты.

– Здесь его нет, – потряс капитан кипой бумаг. – Между тем телеграмма из Треллеборга адресована господину Ульянову, находящемуся на борту «Королевы Виктории». Так кто же из вас Ульянов? Если такового нет, – выдержав паузу, продолжал капитан, – я так и сообщу представителю шведского Красного Креста господину Ганецкому, который намеревался встретить господина Ульянова в порту.

По палубе пронесся такой дружный вздох облегчения, что к нему присоединились даже умеренно загалдевшие чайки. Значит, Ганецкий ждет не дождется товарищей! Значит, он выдал себя за представителя Красного Креста, чтобы убедиться, что Ленин на борту парома! Молодец, Яша. Умница!

– Ульянов – это я, – шагнул вперед Ильич. – Извините, господин капитан, что ввел вас в заблуждение. Ульянов – это мой литературный псевдоним, – на всякий случай перевернул он все вверх тормашками.

– Получите, – протянул капитан телеграмму. – А расписываться необязательно, – понимающе улыбнулся он. – В вахтенном журнале я напишу, что телеграмма вручена адресату. Этого вполне достаточно. Если будет ответ, а он, я полагаю, нужен, так как представитель Красного Креста волнуется, дайте знать – я тут же ее отправлю. Счастливого плавания! – картинно взял он под козырек и удалился в рубку.

– Что там, что там? – кинулись все к Ленину. – Что он пишет? Чего хочет узнать?

– Узнать он хочет только одно: есть ли мы на борту, – облегченно улыбнулся Ленин. – А ответим мы ему кратко и, как это принято, в телеграфном стиле. Наденька, у тебя блокнот с собой? Вот и отлично, напиши ему так: «Господин Ульянов приветствует господина Ганецкого и просит заказать тридцать два билета до Стокгольма. Точка». А отнесу этот текст я сам. Мне кажется, что капитан очень милый человек, – я хочу пожать ему руку.

Дальнейшее плавание проходило без каких-либо осложнений. Без приключений добрались и до Стокгольма. А вот в столице Швеции наши путешественники застряли. Впереди был самый сложный участок – русско-шведская граница, которую охраняли англичане. Своего отношения к находящимся в эмиграции борцам за мир и за выход России из войны они не скрывали, поэтому угроза ареста была совершенно реальной. Начались долгие и нудные переговоры.

Яков Ганецкий то связывался с Петроградом, то не вылезал из резиденции посла Великобритании, то организовывал утечку информации в шведские газеты, которые клеймили позором английское правительство, препятствующее возвращению на родину преследовавшихся царизмом прогрессивных русских интеллигентов.

А Ленин, предоставив эти заботы Ганецкому, окунулся в бурную стокгольмскую жизнь. Он общался со шведскими социал-демократами, встречался с представителями прессы, организовал Заграничное бюро ЦК РСДРП и даже согласился присутствовать на грандиозном банкете, который левые социалисты устроили в честь прибывших русских революционеров.

И тут возникла закавыка: оказалось, что идти на банкет ему-то и не в чем. Брюки обтрепались, ботинки, как ни замазывай гуталином дырки, давно просили каши, пиджак, правда, хоть и лоснился, но только на локтях…

– А-а, была не была! – решительно махнул рукой Ганецкий. – Как говорят поляки: пить так пить! Есть у меня, Владимир Ильич, заначка, предназначенная для взятки английским офицерам. Черта лысого им, а не сотню фунтов! Мы их потратим на дело: мы сейчас же пойдем в магазин готового платья и приведем в божеский вид нашего вождя.