В этой-то непростой ситуации Инесса Арманд занялась освобождением солдат из тюрем и возвращением их на Родину. Одной с таким делом не справиться, поэтому в качестве помощников она взяла Дмитрия Мануильского и Якова Давтяна. Если с Мануильским она познакомилась в Париже, когда тот учился в Сорбонне, то Давтяна знала как представителя российского Красного Креста, работавшего в годы войны в Брюсселе, а потом вместе с ней в Губсовнархозе.
Так как Инесса была официальным лицом и выполняла задание правительства, ей выдали дипломатический паспорт. Этот документ, напечатанный чуть ли не на тетрадном листке, сохранился. Подписал его заместитель наркома иностранных дел Лев Карахан и для солидности поставил № 1003. Вот что там было написано.
«Объявляется всем и каждому, что предъявитель сего Российская гражданка Елизавета-Инесса Арманд отправляется в качестве члена Миссии Всероссийского Общества Красного Креста во Францию».
Любопытен этот документ прежде всего тем, что в паспорт было вписано второе имя Инессы, хотя Елизаветой ее никто и никогда не называл.
Так как Европа еще не остыла от войны и железные дороги были разрушены, немногочисленная делегация Красного Креста избрала морской путь. До Дюнкерка добрались благополучно, хотя море все время штормило, а их старенький пароход от усталости и безысходности время от времени норовил пойти на дно.
На торжественную встречу и дружеские объятия советские посланники не рассчитывали, но то, что их ожидало, превзошло самые неприятные предвидения: делегацию тут же окружили полицейские, затолкали в крытый грузовик и куда-то увезли. Лишь после того, как Инесса пригрозила голодовкой и международным скандалом, режим был смягчен и ей разрешили связаться с Москвой. Инесса побежала на почту и, сознательно не пользуясь шифром, отбила взволнованную телеграмму.
«С момента нашего приезда во Францию мы были интернированы в Мало-лэ-Бен, сначала в гостинице, а в настоящее время на вилле, причем офицеры не спускают с нас глаз. Без сопровождения мы не можем выходить за пределы виллы. Не будучи в состоянии вступить в контакт с нашими соотечественниками, мы не можем принять ни одного посетителя».
И все же Инесса вырвалась за пределы виллы, зафрахтовала пароход «Дюмон Дюрвилль» и отправила на Родину первую тысячу русских солдат. На этом же пароходе вернулась и она, а Мануильский и Давтян продолжали комплектовать новые группы, пока не вернули всех, кто хотел оказаться на Родине.
А Инессу ждало новое назначение: по возвращении в Москву она стала заведующей Женским отделом ЦК РКП(б). С одной стороны, это назначение Инессу обрадовало – чуть ли не каждый день она виделась с Лениным, а с другой – уж очень странным делом пришлось ей заниматься. В соответствии с учением Маркса, нужно было убедить всех женщин России, что главная их задача – не забота о семье, а классовая борьба, что домашний труд вот-вот отомрет, что вместо кастрюль и корыт появятся общественные кухни, столовые и прачечные, что воспитание детей на себя возьмут детские сады и ясли, а что касается любви, то она должна быть свободной, настолько свободной, что ее следует рассматривать как свободу выбора партнера – и не больше.
Новая советская семья – это семья тружеников. Иначе говоря, участвовать в строительстве социализма должны все – мужчины, женщины, достигшие трудоспособного возраста дети и даже не потерявшие способности работать старики и старухи.
Надо ли говорить, какое неприятие в обществе вызвали эти идеи! Но Инесса моталась по фабрикам и заводам, выступала на митингах и собраниях, писала статьи и фельетоны. Она даже провела Международную конференцию коммунисток, где была и докладчиком, и переводчиком, и гидом, и завхозом. Провела – и свалилась с ног, причем в самом прямом смысле слова. В феврале 1920-го обеспокоенный Ленин пересылает ей записку.