Три покушения на Ленина

«У Дома Союзов шпалерами выстраиваются пулеметчики. Не по-осеннему жарко. Оркестр Большого театра под управлением знаменитого Вячеслава Сук играет траурный марш Шопена. После шопеновского марша – партийный гимн „Интернационал“. Траурная колесница медленно трогается».

Хоть это не принято, но я на секунду прерву этот репортаж. Дело в том, что первым за колесницей шел человек, для которого эта утрата была невосполнимой, для которого это была не просто потеря друга, а потеря любимой женщины, без которой борьба – не борьба и жизнь – не жизнь. Ну кто теперь ему скажет: «Я бы и сейчас обошлась без поцелуев, и только бы видеть тебя, иногда говорить с тобой было бы радостью»? Кто, забыв о женской гордости, воскликнет на весь белый свет: «Расстались, расстались мы, дорогой, с тобой! И это так больно»?!

Господи, как же ему было больно теперь! Все считают его вождем, твердокаменным человеком, а ведь он простой, пожилой мужчина, у которого все сердце в слезах, который готов наплевать на революционные битвы и лечь рядом с женщиной, которая с полным на то правом подписывала свои письма «Твоя Арманд».

Когда шедшая неподалеку от Ленина Александра Коллонтай взглянула на Ильича, она была ошеломлена.

«Ленин был потрясен, – написала он в тот же вечер в своем дневнике. – Когда мы шли за гробом Инессы, Ленина невозможно было узнать. Он шел с закрытыми глазами и казалось вот-вот упадет».

Поразительно, но через четыре года Коллонтай вернулась к этой записи и дополнила ее провидческими словами: «Смерть Инессы Арманд ускорила смерть Ленина: он, любя Инессу, не смог пережить ее ухода».

А теперь вернемся к прерванному репортажу.

«На Красной площади, у Кремлевской стены, у раскрытой могилы – митинг. Прощальные слова произносят представители ЦК и других московских организаций. От Центрального отдела работниц последнее „прости“ Инессе сказала Александра Коллонтай. Выступают работницы Москвы, Петрограда, представительницы женщин Средней Азии и горянок Терека.

Сухие комья земли со стуком падают на гроб.

Надежда Константиновна, Владимир Ильич, соратники Инессы обнимают ее осиротевших детей. Звучит троекратный пулеметный салют.

Оркестр опять играет похоронный марш. Потом группа работниц, окружая полузасыпанную могилу, тихо поет: „Вы жертвою пали“.

Всё кончено».

Всё – да не всё! Надо сказать, что в этой непростой ситуации исключительно деликатно вела себя Надежда Константиновна Крупская. Они видела, как страдает муж, понимала, что сейчас ему не до нее, что помочь ему может только время. Но и молчать она не могла – ведь Инесса была и ее подругой. Поэтому без тени сомнения, в день смерти Инессы, напечатала в «Правде» горестное сообщение.

«Из семьи коммунистов ушел неустанный работник, беззаветно преданный делу, ушел человек с горячим сердцем, искренний и умный».

А спустя полгода, когда Владимир Ильич пришел в себя от перенесенного удара, он снова, как это было не раз раньше, решил позаботиться об Инессе. Не доверяя телефону, он собственноручно написал председателю Моссовета обеспокоенную записку.

«Дети Инессы Арманд обращаются ко мне с просьбой, которую я усердно поддерживаю.

1) Не можете ли Вы распорядиться о посадке цветов на могиле Инессы Арманд?

2) То же – о небольшой плите или камне?

Если можете, черкните мне, пожалуйста, через кого (через какие учреждения или заведения) это Вы сделали, чтобы дети могли туда дополнительно обратиться, проверить, дать надписи и т. п.

Если не можете, черкните тоже, пожалуйста: может быть, мне следует написать куда-либо, и не знаете ли, куда?»