Когда мы развелись, я самонадеянно думала, что еще молода, успею найти свою половинку. Жила бы в Европе – может, нашла бы. Но в нашей стране несчастной, да когда самой за сороковник, ловить оказалось нечего. Мужчин ярких, самобытных встречать изредка удавалось. Но задерживались они в моем доме лишь на пару часов, на день, на месяц… Поневоле будешь вспоминать Мирослава. Человека, кто яркой кометой вошел в мою жизнь, осветил ее, вознес – а потом исчез.
Соединись я с ним тогда, совсем бы по-другому судьба сложилась. Он меня понимал, как никто. Баловал. Радовал. Мысли мои читал по лицу, по интонациям. Только подумаю, что хорошо бы на лавочке отдохнуть, сразу спрашивал: «Ты устала? Хочешь присесть?» Или пиджак свой накидывал мне на плечи – точно в ту секунду, когда я чувствовала, что замерзла…
Но судьба ко мне, увы, не благоволила. Даже те несколько дней, что мы с ним вместе провели, прожили словно вполсилы. Тогда, при социализме, что мы могли? Ни уехать никуда, ни даже ночь провести в одной комнате. Да еще дома, в Москве, меня ждала годовалая дочь – это тоже сдерживало, мешало отдаться страсти.
Зато уж сейчас, когда на закате дней мы снова встретились, я твердо решила: больше своего не упущу. Потому что, хотя минуло столько лет, Мирослав по-прежнему понимает меня с полуслова. И зажигает
– одним своим взглядом, прикосновением… Даже просто когда он молча смотрит на меня, я чувствую, как вся счастьем наполняюсь.А за то, чтоб каждое утро просыпаться рядом, встречать его взгляд – теплый, чуть ироничный, – мне жизни не жаль. Тем более много ли мне осталось? Лет десять, двадцать?
«Мамуля, ты только голову не теряй, – читала нотации дочка, – курортному роману положено быть страстным, но мимолетным».
Что бы она понимала, девчонка, считавшая, впрочем, себя великим психологом и умудренною жизнью дамой!
Не курортный роман у нас. Не интрижка. А самая настоящая, проверенная десятилетиями любовь. Взаимопонимание. Взаимодоверие. Вместе с Мирославом мне хорошо везде, ежечасно. За чашкой капучино в маленьком кафе, в очереди в музей, просто идти рядышком по вечерним улицам.
Вкусы тоже – хотя жизнь прошла порознь – удивительным образом оказались схожи. Он, как и я, любит итальянскую оперу, английские романы, испанскую кухню. Только, в отличие от меня, имел возможность летать в Ла Скала на «Турандот», читать в подлиннике Шекспира, ужинать в лучших ресторанах Гранады.