Три повести

— Немцы на лето надеются. — Глебов встряхнул на плече мешок со слесарными своими инструментами. — Они как в марте Харьков взяли обратно — с тех пор к Белгороду танков знаешь сколько подбросили? Тысячи. Курск у них как заноза сидит. Ну, только зубы пообломают, — сказал он обнадеживающе. — Да и немец не тот. Я новостишки получаю, — добавил он, блеснув зубами, — без новостей не сижу. Тут километрах в двенадцати у агронома приемник остался… я туда аккурат два раза в месяц хожу.

На повороте дороги они остановились.

— Ну, ты куда? На Новый Миргород? — спросил Глебов. Улыбочка сошла с его губ, глаза были строги. — Ты гляди… немцы на железных дорогах лютуют. Им только покажись.

Они пожали друг другу руки, и минуту спустя пути их разминулись — оба шли теперь в разные стороны. Макеев достал запрятанную в голенище пятикилометровку и проверил, где ему нужно свернуть. Когда он сложил карту, Глебов был уже далеко. Потряхивая своим мешком с инструментами, шел он куда-то мастерить и чинить, полный действия и ни разу не усомнившийся в будущем…

— Попробуй такого сломать! — сказал Макеев сам себе с торжеством.

VII

В конце февраля, подбросив свыше десятка дивизий, немцы предприняли ответный удар против выдвигавшихся к Днепру частей Красной Армии. Путем глубоких охватов хотели они окружить выдвинувшиеся в стремительном наступлении войска и овладеть необходимым для них районом Харькова. Но даже вступив снова в Харьков и заняв ряд других городов, они понимали, что главная угроза — это нависшая над ними в районе Курска дугообразная линия фронта советских войск. С апреля по июль именно в этом направлении готовились они к дальнейшим ударам. Спешно целыми эшелонами гнали сюда пехоту и танки. Июль должен был решить судьбу всей Украины, а может быть, и судьбу всей войны.

Давно не было дождей, и знойное июльское солнце добела выжигало степи. В начале июля немцы перешли в наступление. На всем пространстве степи, куда только хватал глаз, в дыму степной пыли двигались сотни их танков. Возвещенное немцами последнее сражение за победу Германии началось. Но понадобилось меньше трех недель, чтобы не только решилась судьба этого величайшего сражения и чтобы около трех тысяч танков — почти всю двинутую ими армаду — оставили они в степи, — но и роковым образом решилось для них дальнейшее: наступление это стало для них последним, и оправиться они уже не смогли… Ответные удары, наносимые Красной Армией, разрастались и ширились. После Белгорода ждал освобождения Харьков.

Начался уже август. Голос диктора, оглашавшего на улицах Харькова сводки, не мог скрыть охватившей немцев тревоги. Все чаще к вечернему поезду Харьков — Киев — Варшава — Познань подвозили чемоданы и кофры. Немок, которыми только несколько месяцев назад кишел Харьков, уже не было видно. В стены и фундаменты зданий саперы закладывали мины. В ночные часы можно было услышать далекий гул артиллерии, и тогда замирало сердце: неужели теперь это скоро? Неужели навсегда, точно приснившийся сон, отойдут все испытания, которые состарили за год на целое десятилетие? Ирина встретила на улице того немца, который предлагал ей справку. Он не узнал ее, глаза его были отсутствующими. У дверей его конторы стоял большой желтый фургон для перевозки мебели. У входа в кафе «Заходи еще» висела дощечка: «Закрыто на обед».

Жаркая осень стояла над Украиной. Лиловые мальвы и желтые огненные солнечники цвели в палисадниках, и на взгорьях зарослями поднимались подсолнухи. Но Харьков горел. С холма можно было увидеть медленные, туго относимые в сторону полосы темного дыма над ним да кусты разрывов на отцветшей, выгоревшей за июль степи: немцы обстреливали подступы к городу из тяжелых орудий.

Полк, с которым прошел Соковнин долгий путь от Северного Донца, готовился штурмовать город со стороны восточной окраины. Передовая линия, где окопались бойцы, проходила по опушке березовой рощицы, за которой начинались первые домики предместья. С наблюдательного пункта можно было увидеть в бинокль серую громаду самого высокого здания в городе, но можно было и увидеть, что оно мертво и безглазо… Около года прошло с того дня, когда Соковнин встретил у переправы Наташу. Но за последние месяцы стремительного движения полка почта не поспевала за ним, и Соковнин не знал, где сейчас Наташа.