Три повести

— Да вот, где стлать, — то ли сказал, то ли спросил Тятюшкин. — На клеверище нельзя, того гляди пахать приедут. Как, Иван Саввич, считаешь?

— Матвей говорит — на стерне будем стлать, — заметила Лариса.

— Ты его меньше слушай! — закричал Иван Саввич. — Расстели лен на стерне — он тебе в два счета порыжеет. За реку переправлять будем.

— Этакую даль? — удивилась Лариса. — Надо же! Да так мы к середине октября не управимся.

— А на стерне стлать запрещаю, — шумел Иван Саввич. — Хоть в ноябре сдадим, зато первым сортом. Слыхала, что народная мудрость говорит: «На стлище ленок второй раз родится»…

Пока шел разговор, Леня закончил лозунг и понес председателю.

— Ну как? — спросил он.

— Выразительно получилось, — сказал Иван Саввич, прочитав текст. — Вешай!

Одобрение председателя подействовало на Леню странно. Потоптавшись возле стола, он поглядел в сторону и сказал жалким голосом:

— Авансу бы мне, Иван Саввич.

Председатель сразу рассердился:

— Ты эту привычку брось — просить под каждый плакат. Всем станут начислять, тогда и тебе дадут.

— Вовсе истратился… На свои деньги гуашь покупал.

— Гуашь! — сказал Иван Саввич. — Три рубля стоит твоя гуашь.

— Я за ней в район ездил. Два конца на попутных. Шоферам надо платить или не надо? Мне она в полсотни влетела.

— А зачем брал? Краски есть — и рисуй. А то вон чернила разведи. На что тебе гуашь?

— Недооцениваете вы наглядную агитацию.

— Ты мне агитацию с авансом не равняй… «Гуашь!..»

— Привет начальству! — раздалось с порога.

Все обернулись. У двери стоял Матвей Морозов. На нем была кепка и пиджак внапашку.

Никто не ответил на его приветствие. Матвей сел рядом с бригадиром на корточки и спросил:

— Спички есть?

Тятюшкин молча достал спички.

— А самосад?

Тятюшкин дал и самосаду.

— Ты что же ушел? — спросила Лариса огорченно. — Ты ведь обещался…

— Перекур, — коротко объявил Матвей.

— Ну, смотри, — тихо продолжала она. — Позовешь сегодня — не выйду.

— Как хочешь. Вольному — воля.

— И завтра не выйду, — продолжала Лариса тихо, почти шепотом. — Не хозяин ты своему слову.

— А кто льноколотилке хозяин? Это только у нас возможно: бабы вальками стучат, а рядом машина простаивает. И меня еще усадили с бабами.

— У него всегда так, — сказал Тятюшкин в пространство. — Куда он восхочет, туда его и посылай. Не соображает, что у машины шестерня лопнула.

— А вот обожди, — возразил Матвей. — Новый-то зоотехник за вас возьмется. Она зря языком трепать не станет.

Лариса отошла к стене и стала изучать лозунг. Некоторое время все молчали, только Иван Саввич листал какие-то бумаги и сурово, начальнически похмыкивал.

— Вон в «Коммунар» приехал агроном, — заговорила наконец Лариса. — Тоже образованный. Вызывает на квартиру конюха и говорит: «Запрягите, говорит, коня в седелку, я поеду поле глядеть». Надо же! Месяц живет, а ни с одним колхозником путем не познакомился. Тычет пальцем: «Ты, говорит, пойдешь, ты и ты», а как по фамилии — не знает.

— Я видал его, — заметил Иван Саввич. — В деревне живет, а все по-городскому кашляет.

— Наша получше будет, — сказал Матвей.

— Тебе все хороши… — перебила его Лариса.

— Чего ты прицепилась? Сказал: две нормы наколочу, и ладно тебе.

— Откуда будут две нормы, когда ты тут дым пускаешь? Вон какое полено скрутил.

— Из чужого табачка, вот и скрутил, — объяснил Тятюшкин. — Из чужого табачка всегда такие крутят: утром закурил — к вечеру вынул.

В сенях послышались шаги, дверь отворилась, и вошла Тоня в широком пальто и в блестящих черненьких ботиках.

— Здравствуйте, товарищи, — сказала она, подавая маленькую руку в перчатке Ларисе, Матвею и Тятюшкину.

Лариса метнула быстрый взгляд на гладкое, смуглое лицо Тони, и этого мгновенного взгляда ей вполне хватило, чтобы оценить и детски-внимательный взор серых глаз молодой девушки, и ослепительно белые зубы, и продолговатые ямочки на смуглых щеках, и даже заметить остренький зубок, выбившиГтя из строя и растущий сбоку чуть впереди других. Именно этот зубок и придавал улыбке Тони особую прелесть.

Из-за буфета неторопливо вышел Иван Саввич. Не обратив на Тоню внимания, он проследовал к Тятюшкину и сказал:

— Так вот. Такое примем решение. Возить за реку. Ясно?

— А как же, Иван Саввич… — начал Тятюшкин.

— Ясная задача? — оборвал председатель.

— Задача-то ясная.

— Ну, так и вот. Мобилизуй народ и налаживай плоты. Давай действуй.

Иван Саввич не упускал случая показать свежему человеку, что он тут не какой-нибудь лапоть, а официальный хозяин, что перевидал на своем веку много людей — и городских и деревенских, цену им знает, и никакими перчаточками его с толку не собьешь.

Поговорив с Тятюшкиным, председатель остановился посреди комнаты, достал из кармана гимнастерки какую-то бумажку и стал ее внимательно изучать. Бумажка была лежалая, ненужная. Однако, пока он ее читал, все молчали.

Внушив таким способом приезжей барышне достаточное уважение, Иван Саввич медленно спрятал бумажку, направился к своему столу и тут, словно впервые, заметил Тоню.

— Вам кого, гражданка? — спросил он.

— Работать приехала, товарищ председатель, — робко сказала Тоня. — Я думала, вам сообщили?