Три повести

Немцы пришли в дом час спустя. Привел их Мишка Агрызков, бывший рабочий на кожевенном заводе, дважды судившийся за кражу приводных ремней. Последний год он работал подручным сапожника, прибивая на колхозном базаре набойки и подметки колхозникам. Агрызкова Мария Гавриловна знала — он чинил ей не раз туфли.

— Извиняюсь, — сказал он, показав черные зубы, — вот господа немецкие офицеры ищут подходящую квартиру.

Немцев было трое: один — маленький, в очках с тонкой стальной оправой, по-видимому старший; другой — тощий необычайно высокий и огненно-рыжий, и третий — любопытный белесый мальчишка, жадно оглядывавший дворик с его вишневыми деревцами. Низенький сказал что-то Мишке. Тот выслушал, склонив голову набок.

— Господин офицер спрашивает, мамаша, есть ли у вас жильцы? — сказал он, с наглостью изображая, будто понял, что сказал ему немец.

— Давно ли по-немецки научился? — спросила Мария Гавриловна, не скрывая презрения.

— А это, мамаша, уже не вашего ума дело, между прочим, — ответил Мишка, кривляясь. — Ваше дело, между прочим, выполнять приказания. Пожалуйте в дом, — сказал он затем с той особой интонацией, которая должна была означать его знание другого языка.

Они вошли в дом.

— Вот, мамаша, не приглашали раньше в гости… а теперь пришлось познакомиться, — все еще кривлялся Мишка. — Ничего, чисто у вас… жить можно.

— Ты что, у них на службе? — спросила Мария Гавриловна. — Уж очень стараешься. Или, может, думаешь, они навек пришли?

— Я им объяснять, что вы сказали, не буду, — вдруг обиделся Мишка, — потому что я вас, мамаша, жалею. А они могут за такие слова кокнуть, очень просто.

— Боюсь я смерти… — презрительно сказала Мария Гавриловна.

Офицерам чистота комнаты, подкрахмаленные покрывала на постели понравились. Низенький опять сказал что-то Мишке.

— Они говорят — остаются у вас.

Он все кланялся и шаркал ногой, считая это этикетом. Мария Гавриловна заметила, что третий, белесый мальчишка, посматривает на старинную иконку на угловом столике. Потом она увидела в зеркало, как быстрым движением он сунул иконку себе в карман. Она обернулась к нему. Он стоял с рассеянным видом. Она показала ему на карман.

— А воровать не годится, — сказала она.

— Was? Was? — забормотал он сердито и погрозил ей пальцем.

Потом снизу принесли чемоданы и несколько коротеньких автоматов. В доме Марии Гавриловны теперь жили немцы.

Весь день через город двигались машины с пехотой и артиллерия. Где-то за Степным логом шел бой. Глухой пушечный гул, почти непрерывный, стоял над степью. Все калитки и ворота были настежь открыты, и всюду во дворах были немцы. Два солдата доили сердитую козу железнодорожного мастера Климова. Один держал ее за рога, а другой неумело дергал длинные соски лиловатого вымени. По заборам с воплями летала упущенная курица. Немецкий солдат сосредоточенно гонялся за ней, пока не ухватил ее за крыло. Красный от ярости, точно птица глумилась над ним, он тут же тесаком отрубил ей голову. На большом столе Марии Гавриловны, где она обычно кроила, теперь была разложена карта. Офицер поманил пальцем хозяйку.

— Пить, — показал он жестом, приложив согнутую руку ко рту и запрокинув голову.

— Водица только есть, — сказала она и принесла кувшин с водой.

Он сердито отодвинул кувшин и стал листать маленькую книжечку. Наконец он нашел нужное ему слово.

— Молоко!

— Молока нема, — развела она руками, — коровы у меня нет.

— Молоко! — повторил он незнакомое слово.

Она опять развела руками. Он повернул ее за плечи и толкнул к выходу. Молока она достала у соседей.

— Gut! — похвалил он ее и зажег маленький походный примус.

Мария Гавриловна заметила, что он все поглядывает на вышитое полотенце в углу. Ему понравились большие петухи и подсолнухи.

— Wie viel? — спросил он снова и стал рыться в словарике. — Сколько?

— Что вы, господин хороший, я не продаю, — сказала Мария Гавриловна возмущенно.

Но он успокоительно похлопал ее по плечу и достал из бумажника деньги.

— F"unf Mark! — сказал он и показал пять пальцев. — F"unf.

Он снял полотенце и аккуратно сложил его в раскрытый чемодан на полу.

— Да вы деньги возьмите, — сказала Мария Гавриловна, возвращая ему бумажку. — Грабьте задаром.

— F"unf! F"unf! — успокоил он ее. — Карашо. F"unf Mark — о!

Он развел руками: хорошая цена.

Приготовляя ему складную постель, солдат равнодушно стал стягивать тюфяк с ее кровати.

— А я на чем же буду спать? — спросила Мария Гавриловна, не отдавая ему тюфяка.

Он оглянулся и больно ударил ее ребром ножен своего тесака по пальцам. Жилище Марии Гавриловны медленно, но исподволь подвергалось опустошению. Но ко всему этому она была как бы бесчувственна. Главное, чтобы не стали шарить во дворе по пристройкам. Лохань с мыльной водой и запах дезинфекции, однако, не привлекали их.

В полдень снова появился Мишка Агрызков.

— Забыл, мамаша, предупредить вас: придется вам очистить квартирку… устраивайтесь где-нибудь во дворе. А тут у них, знаете ли, документы и всякое такое…

— А еще русское имя носишь, — и Мария Гавриловна плюнула. — Мало в тюрьме сидел.