Три прыжка Ван Луня. Китайский роман

Ван был рад узнать, что двое из его новых знакомых входят как раз в группу водоносов, которой выпало обслуживать Монгольский город в тот день и на следующий. Он и торговец шнурами увязались за этими двумя, когда те со своими конными повозками отправились к обнесенному каменной оградой колодцу и гигантскими ведрами стали черпать из него воду. Восемь других повозок, уже нагруженные, со скрипом катились вниз по улице. Ван выпытал имена и адреса других «дежурных» водоносов и объяснил, пока наблюдал за работой, что все-таки находит такой промысел более приятным и спокойным по сравнению с собственным хлопотным ремеслом: ведь сам он вынужден препираться с каждым цирюльником, не говоря уже о спесивых заказчицах, «окутанных дымкой цветах» [167], у которых, как ни заявишься к ним за своими денежками, и медной монетки не сыщется — они, мол, все потратили на лакомства. У него из головы нейдет тот удачливый приятель, владелец лодочной станции в Пекине. И вот они с теперешним закадычным другом решили тоже стать водоносами; а для начала хотели бы испытать себя — попробовать поработать один день: вдруг им только мерещится, что у них все получится.

Оба водоноса только посмеялись над таким предложением: а кто же оплатит им убытки за этот день ученичества?

Он сам и оплатит, кто же еще, сказал Ван: они, ежели пойдут ему навстречу и помогут советами, никакого урона не понесут; если они согласятся — что было бы с их стороны исключительной любезностью по отношению к нему, ничтожному горемыке, — то он заплатит им сумму, равную усредненной дневной выручке; но только они должны понимать, что он человек бедный и деньги лопатой не гребет. Просто он уверен, что не останется в проигрыше, что их заработки понадежнее, чем у него.

После долгих препирательств Ван таки договорился с ними; они предложили ему связаться с восемью остальными водоносами, обслуживающими в эти два дня — почти задаром — Монгольский город. Те просветят Вана и его земляка насчет технических деталей работы, кормления лошадей, расположения конюшен; но сперва пусть он внесет сумму, соответствующую их общему дневному заработку в Нижнем городе — именно в Нижнем; и целиком возьмет на себя завтрашнее водоснабжение Монгольского города. Он будет отвечать за любое повреждение повозки или сбруи, за порчу лошадей. Эта договоренность, естественно, вступит в силу лишь в том случае, если согласятся восемь других водоносов.

Ван еще поторговался насчет цены, потому что его несколько смущало требование возмещения ущерба: а вдруг ему подсунут телегу-развалюху и потом заставят ее оплачивать?

Водоносы, которые уже собирались трогаться, были неумолимы. Вану и его другу пришлось уступить. Когда телега завернула за угол, Ван услышал громогласный хохот: это его новые деловые партнеры потешались над облапошенными деревенскими дурнями.

Переговоры с остальными восемью возчиками прошли достаточно гладко; только каждый из них выдвигал все новые дополнительные препятствия — чтобы мужичье не заметило обмана. Но один старик наотрез отказался участвовать в сделке. Он заявил, что хочет и дальше спокойно заниматься тем делом, которым привык зарабатывать на жизнь; а с бедняками в Верхнем городе он успел подружиться, его даже радует, что он может навещать их, не возбуждая подозрений полиции. Тем не менее, Ван, встретившись вечером в харчевне с семью водоносами, выложил обговоренную сумму целиком, без всяких вычетов. И с воодушевлением заявил, что уже сейчас промысел водоноса начинает доставлять ему удовольствие; а кстати, доходы можно бы и увеличить: скажем, если бы гильдия взяла на себя сооружение новых колодцев или аренду тех, что принадлежат частным лицам. Ленивым проходимцам эта идея понравилась.

Ван еще до закрытия ворот в одиночестве покинул город; короб он оставил в харчевне. Была ночь полнолуния. За городскими стенами раскинулась равнина; на белесой, лишенной растительности плоскости даже маленькие холмики отбрасывали резкие тени. У линии горизонта тянулся сосновый бор, луна освещала только верхушки деревьев.

Когда ночной сторож возвестил барабанным боем начало второй стражи, крестьяне, охранявшие Монгольский город, заметили странное мерцание; оно перемещалось вдоль опушки леса. Потом в полосу лунного света ступил человек; трое часовых опознали в нем — по шляпе и блеснувшему мечу — Ван Луня.

Они стали перекрикиваться, показывая на него пальцем — его фигура очень отчетливо выделялась на светлом фоне, — и безумно радовались. Ведь он здесь; он наконец добрался до них. На него можно положиться. «Белый Лотос», выходит, тоже с ними. Кто-то побежал — рассказать о случившемся — в сторожевую башню. Это действительно был Ван Лунь, в одиночестве сидевший у опушки леса, напротив Монгольского города; прошло много времени, прежде чем меч сверкнул еще раз, и Ван нырнул обратно в черную чащу — мгновенно, будто сосновый бор проглотил его.