Три прыжка Ван Луня. Китайский роман

Хотя оба шлепнулись в грязь, именно они стали первыми в Цзинани друзьями Вана и уже через час привели его к себе — в дощатый плохо законопаченный дом, хозяева которого сдавали комнаты и содержали харчевню, на улице Единорога[32]. Скромная харчевня располагалась в одном из флигелей, однако запахи пищи и дым проникали также и в другой флигель, и на террасу для чаепития, тянувшуюся вдоль дома со стороны улицы, и в спальни; последние представляли собой каморки позади чайной; с низкими потолками, узкие, каждая — с одной лежанкой и с табуретом. Ван только заглянул в выделенную для него комнату и опять отправился бродить по улицам, высматривать, чем бы поживиться. У него не было денег.

Вслед за двумя торговками, вместе тащившими корзину, Ван вошел в какую-то усадьбу, пересек просторный двор, попал в полутемное помещение, которое, как он понял по густому сладковатому запаху, было храмовым залом. Возле сводчатого входа сидел крепкий еще старик в светло-зеленом одеянии с широкими рукавами[33], его волосы были заплетены в косичку; он сидел перед маленьким столиком, заваленным ароматическими палочками и бумажными фигурками[34], с самым что ни на есть елейно-благостным видом: губы поджаты, руки со странно искривленными пальцами лежат на столешнице, глаза прикрыты. Женщины купили у него шесть ароматических палочек и зажгли их перед пестро раскрашенной деревянной статуей в глубине зала: перед сидящим богом, рядом с которым на голой стене висели барабаны, мандолины и флейты.

Ван как бы случайно прошелся мимо корзины, которую женщины оставили на полу посреди помещения, успев заметить, что бонза пересчитал монетки и бесшумно опустил их в денежный ящик, а потом снова скорчил свою благостную рыбью гримасу. Это был храм Хань Сянцзы[35], покровителя музыкантов.

Ван уже повернулся, чтобы уйти, но тут бонза вдруг поднялся, поклонился ему, взмахнул руками, похвалил благочестие «благородного гостя», ошарашив его потоком тщательно подобранных льстивых слов. Ван тоже склонился в вежливом поклоне. В заключение своей речи священнослужитель спросил, доставили ли уже в особняк его любезного собеседника подписной лист для желающих пожертвовать средства на заупокойную службу: дело в том, что пять бедных слепых музыкантов утонули, когда возвращались из поселка на другом берегу реки. Богослужения за упокой душ утопших начнутся через два дня. Ван представился, назвав вымышленное имя и фальшивый адрес; он обещал дать деньги и попросил прямо сейчас внести его имя в список жертвователей, прикрепленный к стене храма[36].

Когда стемнело, он без труда забрался в один из домов и прикарманил около семи сотен медяков.

Больше недели он спокойно жил в своей гостинице, а потом случайно — на очень оживленной улице Белых Могил — ему встретился тот самый бонза. Когда Ван увидал светло-зеленое ритуальное одеяние, прятаться было поздно. Но, к его удивлению, бонза лишь молча кивнул ему и, ухмыльнувшись, прошествовал мимо.

Тем же вечером Ван Лунь вломился в храм к бонзе. Денежный ящик оказался хоть и запертым, но пустым. В темноте Ван на ощупь обшарил жертвенник; но даже под пеплом ничего не нашел. Только когда он провел рукой по белому покрывалу на алтаре Восьмерых Бессмертных[37]', что-то звякнуло: под покрывалом были аккуратно разложены мелкие медные монетки, несколько горстей.

В последующие дни, когда деньги кончились, Ван подрабатывал где придется — разносчиком угля, носильщиком паланкина; однако нищенская оплата этих видов труда вызывала у него ярость, да он никогда и не обманывался на свой счет. Его самолюбивая и склонная к хвастовству натура, вкупе со вспыльчивостью и недюжинной силой, постоянно подталкивала его к более легким, хотя и незаконным способам обогащения.

Так что недели через две он снова посетил храм бога музыкантов. А до того долго раздумывал, где бонза может прятать собранные днем деньги. То, что они хранятся не в постели и даже не в спальне, было очевидно; ведь бонза наверняка догадался, что обокрал его именно Ван, и не стал бы подвергать риску свою жизнь. Почти час Ван потратил на бесплодные поиски, простукивал стены и пол храма. Под конец пододвинул скамеечку бонзы к алтарю и начал ощупывать статую безответного Хань Сянцзы. Шея бога, судя по звуку, внутри была полой; Ван забрался на колени к покровителю музыкантов и обнаружил выдвижной ящичек; три полных горсти кэшей перекочевали в кошель, висевший на его поясе.