Три путешествия

Жители города приветливы, услужливы и гостеприимны, большие любители искусства и наук. Неподалеку от замка, в горах, было найдено прекрасное масло или бальзам, который персы называют Муммаи кобас (Mummay Kobas). Этот бальзам собирают в июне, он стекает по каплям из маленькой жилки в горах. В этом месте по приказу шаха поставлена сильная стража, и если кто попытается притронуться к нему, это будет стоить ему жизни. Бальзам этот считают самым лучшим и верным средством против яда. Говорят даже, что во всем мире не найти ему равного, ибо нет яда, каким бы он ни был сильным, чтобы бальзам тотчас же не изгнал его из человеческого тела. Благодаря этому действию бальзам берегут в Персии больше, чем самое ценное сокровище, и он находится в распоряжении шаха, который иногда весьма бережливо дает его тем, кому хочет оказать наивысшую милость и благоволение, однако под тем условием, что они его не выпустят за пределы Персии. Кое-где за городом Ларом видны всевозможные круглые столбы в назидание разбойникам, которые делают дороги небезопасными, грабят и убивают проезжающих. Сперва закапывают разбойников живыми в землю до пояса, а потом замуровывают верхнюю часть туловища в столбы.

22-го мы попрощались с Ларом и поехали высокими горами и видели, как местами из кустарников выбегали кабаны. Двоих наши подстрелили из ружей, но оставили их на дороге, так как персы питают большое отвращение к свинине и полагают, что вынуждены искать новую дорогу, ибо пуля, пролетевшая по воздуху, осквернила путь. Напротив, к орлам они питают склонность, и из их слов можно заключить, что это лакомое блюдо, и они иногда едят их сырыми, невзирая на то, что эти птицы стаей набросились на кабанов и в короткое время обработали их так, что от них ничего не осталось кроме внутренностей и костей. В этот день была дождливая погода, и дороги сильно испортились, но мы прошли семь миль и к вечеру вошли в веселый каравансарай, где расположились на отдых.

23-го мы выехали очень рано, оставив по правую руку деревню Фаратэ (Farate), лежащую подобно огромному увеселительному дворцу в роще из финиковых, померанцевых и лимонных деревьев. По дороге повстречалось нам несколько разбойников, которые напали на нас, но когда они подошли ближе и нашли, что мы слишком сильны и хорошо вооружены, то отступили, оставив на поле сражения семерых убитыми. Мы потеряли двух человек и увезли шесть раненых. Так как мы опасались нападения более сильной шайки, то поспешно похоронили убитых, перевязали раненых и поторопились удалиться, после чего к вечеру пришли в маленькую деревню, называемую Сарап (Sarap), где снова отдохнули. В этот день мы проехали шесть миль.

24-го мы опять тронулись в путь и вечером увидели перед собой большую деревню, где провели ночь. Здесь женщины вынесли на продажу молоко; их было всего пятьдесят или шестьдесят, и все к нашему большому изумлению с незакрытыми лицами, что я видел в Персии только у откровенных блудниц. Они были настолько любопытны, что мы не могли отвязаться от них добрым словом и нам пришлось, чтобы избавиться от них, натравить на них собак. В этот день мы проехали семь миль.

25-го мы снова шли по высоким горам. Дойдя до реки, мы должны были перейти ее вброд, ибо каменный мост, переброшенный через нее, был разрушен. Проделав пять миль пути, мы пришли в каравансарай, в окрестностях которого земля настолько суха и песчана, что не производит других плодов кроме фиников, а так как нам нечего было перекусить, то пришлось удовольствоваться кто чем мог.

26-го, продолжая свой путь, мы к вечеру дошли до рыбачьих хижин, где купили хорошую снедь и с удовольствием ее съели. Здесь нагнал нас господин Казенброт (Kasenbrot), который ехал верхом со своими рабами, так как его вызвали из Исфагана в Сурат (Suratte). В эту ночь мы могли слышать шум моря. Мы приблизились к нему на семь миль.

27-го мы выехали утром и прибыли в обед в каравансарай, лежащий неподалеку от берега, так что могли видеть на море паруса кораблей. С большой радостью увидели мы перед собой Гомбрун и отчетливо могли разглядеть флаги над голландским и английским подворьем.

28-го мы двинулись в путь и в полдень прибыли в долгожданный город Гомбрун, где нас весьма приветливо встретили, и я с разрешения и ведома господина директора Франсуа де-Газ (Francoуs de Hase) въехал в голландский дом. Когда я вошел в город, все меня принимали за перса, ибо я был одет и выбрит па персидский лад, но услышав, что я говорю по-голландски, меня тотчас спросили, не из тех ли я, кто должен был совершить путешествие по Каспийскому морю по указу князя Московского. Я ответил утвердительно и сообщил, что произошло со мной за это время. Они с жадностью слушали, вследствие чего приобрели ко мне такое расположение, что даже сам директор сделал мне большую честь, попросив меня зайти к нему, выразил мне свою дружбу и обещал мне, так как я пережил тяжелую неволю, устроить меня с первым кораблем, отправляющимся в Батавию, и снабдить всем необходимым. Я же премного поблагодарил его и распрощался. 

Глава XXXVI