В то время как несчастный горшечник странствовал по свету, дочь визиря выдали замуж за одного из приближённых халифа – человека достойного и богобоязненного. Двух детей подарила она ему. Но по неизвестной причине впал он однажды в немилость у повелителя и был казнён, что в те времена случалось нередко. Грозен был повелитель, но и великодушен. Чтобы не нуждалась семья казнённого, велел он назначить жене его небольшую выплату из сокровищницы своей. С тех пор одиноко жила она с детьми в небольшом доме с небольшим садом, окружённым высокой стеной. Матерью халифа была обласкана она, и время от времени призывали её во дворец, чтобы обучала она малолетних дочерей халифа пению и танцам. И был день, когда во дворце случилось с ней страшное. Сильно расшалились дочери халифа, и напрасно пыталась она унять их. В попытках успокоить их, неловко повернувшись, уронила она большую, высотой в её собственный рост, вазу, стоявшую недалеко от двери. Холодом обдало её, сердце как будто остановилось: это была любимая ваза повелителя правоверных. Страх вошёл в сердце её, потому что крутым нравом отличался повелитель. Никогда не откладывал он наказание, никогда не прощал виновного. За подобный проступок могла она лишиться руки, а если халиф был бы не в духе, то и головы. Со слезами отправилась она к матери халифа и рассказала ей всё без утайки. Старая женщина пожалела дочь визиря и, обративши к ней суровый взор свой, сказала: «Аллах благоволит к тебе, несчастная! Уехал повелитель на большую охоту. Шесть или семь дней есть у тебя. Если за это время найдёшь ты мастера, который сделает вазу, неотличимую от разбитой, спасена ты!» Велела она слугам подобрать все до единого осколки вазы и отнести их в дом дочери визиря. А та побежала в дом матери своей, и с плачем рассказала ей об опасности, нависшей над её жизнью. Не сдержалась ханум, крепко отругала она дочь свою, но в помощи не отказала. Послала она слуг к горшечникам, известным в это время в Багдаде. Но никто из них, даже за тысячу динаров, не брался за столь сложную работу. День уже клонился к закату, мастер так и не появился, и обе женщины были в отчаянии. И вспомнила тогда ханум, что однажды, много лет назад, разговаривала она с одним знаменитым мастером, договаривалась, чтобы выложил он на стене надпись в честь её мужа, но мастер тот, раз появившись, так больше никогда и не пришёл снова и не выполнил заказанную работу. Но вспомнила она также, что это был лучший мастер из всех, когда-либо известных в Багдаде, и поняла, что только он способен сделать вазу, неотличимую от разбитой. Послала она слуг в его мастерскую, и, вернувшись, слуги рассказали, что мастер жив, но дервишем стал он и лежит под деревом, равнодушный к людским просьбам и желаниям. Совсем отчаялась дочь визиря, но ханум сердцем почувствовала, что этот дервиш – единственное спасение для них. Рано утром стояли уже обе они перед мастером и умоляли его помочь им. Дочь визиря не узнала мастера. Да и как было возможно ей узнать в этом сгорбленном, седом, высохшем дервише того, кто, молча и безнадёжно, много лет назад поведал ей о своей любви. Мастер же, напротив, сразу узнал ту, что когда-то ввергла его в пучину страданий. По блеску глаз и по голосу узнал он её. Ни одного мгновения не колебался он, когда понял, что хочет от него любимая, и какая беда грозит ей. С трудом поднявшись, попросил он только, чтобы отвели его в ту мастерскую, в которой раньше работал он, и которая принадлежала теперь другому человеку. Ухаживающие за мастером люди были несказанно удивлены, увидев его снова сидящим за гончарным кругом, потому что давно перестали они надеяться на такое чудо. Склеив разбитую вазу из осколков, поставив её перед собой, повторял он на гончарном круге заново, воссоздавая из глины, каждый изгиб её, каждый завиток ручки, каждый поясок её и каждый узор на горлышке её. Четыре дня, не прерываясь, не тратя времени на сон и еду, работал он. На пятый день упал он рядом со своим творением и заснул. Когда дочь визиря пришла к нему в мастерскую, увидела она целую, только что изготовленную вазу, которую невозможно было отличить от той, что раньше стояла во дворце халифа. Но радость ещё не вошла в её сердце, так как не на своём месте стоял пока предмет её устремлений. Осторожно погрузили служанки вазу на повозку, закрыли шёлковым ковром и отвезли её во дворец. А ханум с дочерью проследовали за ними на женскую половину. Никого не было в комнате, где ранее стояла ваза: мать халифа предусмотрительно удалила всех из этой части дворца и оставила дверь открытой. И лишь только ваза заняла своё прежнее место, во дворце проревели карнаи – повелитель возвращался с охоты. Но не печалилась уже дочь визиря: по воле Аллаха спасена была она!