Три робких касания

– Так прямо? Думаете, ваш недуг кхм… дает вам некоторые м-м… поблажки? Ну, пусть и так. Ох, Анна! Вы были бы такой желанной партией, – усатая физиономия трагично причмокнула, – Нынче модно брать в жены ярких девочек с амбициями, – и отчеканила «амбиции» по буковкам. – Если бы, если бы, если бы… – он вдруг замолчал, споткнувшись об её улыбку. А может и не об улыбку, о чары, о… – Про Галвина, – я недодумал. – милая, – сжал пальцами острый край. – Расскажите мне, будьте добры, всё, что знаете о планах этого негодяя. Совет скоро вынесет решение, но вы же знаете, как это бывает?

– Нет.

– Нет – не расскажите или не знаете?

– Думайте сами, – она пожала плечами, будто крылья расправила чёрные-чёрные. Знала бы, знала бы, что такими крыльями стены сдвигаются из кирпича. – Без протоколиста я с вами говорить не желаю. Постарайтесь и это списать на мой, как вы сказали, недуг.

Физиономия язвительно сморщилась, ей не пристало отказы выслушивать. Пара фраз, холодный револьвер под замшей пиджака. Вечер тёк к катастрофе, неумолимо катился к скандалу. Анна вот-вот развернётся и выскочит, стуча каблучками по старым паркетинам. Он кликнет стражников, что подле пьянствуют. Я подпираю старинную дверь. На лестнице скрипнуло, со стороны окна, далеко от меня. В зал ворвались голоса, гнусавые и крепкие, раскатистые, тихие. Мелькнула тройка незнакомых всполохов. Коричневые мантии – библиотекари, зелёная – агроном, а больше я не рассмотрел. Они подхватили барона ненадолго, стоит только новизне изгладиться, он вспомнит о своём, да Аннушка уже не с ним.

Ей не дойти.

Без Вельки. А я, дурак, считаю мантии. Он схватит её. Нужно… Я знаю, что нужно – отпустить эту чёртову дверь, например! Физиономия вывернулась в мою сторону. Не видит же? Между нами комната. Я поднял голову. Я отшагнул, оправил мантию и принял вид великого чернокнижника. Комнаты между нами больше нет.

– Добрый вечер, господа.

– О, Галвин!

– Здравствуйте!

– Наслышан.

– Да. Как ваше эм…

– Чудесно, судари. Прошу. Позволите?

Мы вышли прочь. Ох, сколько лжи!

Глава 15

Охранное отделение

Громоздкий приёмник, с маленький чемодан ростом, тихонько посапывал, силясь выдавить знакомую мелодию. Выходило у него не плохо, а отвратительно. С радио последнее время творилось что-то неладное. Наш круглолицый техник из отделения смущенно разводил руками, не знаю я, мол, ничего, не ко мне вопросы. Примерно также отвечали и Данины знакомые с западной радиостанции. Господин Сильвин Лесной тяжело поднялся с места и, пыхтя, приблизился к приемнику; на темно-лакированном дереве, дубе, всё они из дуба делают, отразились его широкие седеющее усы. Господин Сильвин Лесной, некогда близкий друг полицмейстера, ныне глава охранного отделения, государственного органа, ведавшего политическим сыском, в который меня не приняли из-за родства с чернокнижником. Господин Сильвин повернул ручку приёмника, повернул ещё и, наконец, нащупал что-то приличное. Шелест затих, и комната наполнилась странными невесомыми звуками.

– Килвин, вас же так зовут?

– Так, – я с улыбкой согласился. Мне было несколько неуютно: я сидел, а он высился во весь громадный рост, раньше, видимо, к этому росту прилагалась недюжинная сила, но теперь, по прошествии ни одного десятка лет, удаль сменилась животом. На столе прямо перед его носом лежало полное досье с моей фотографией.

– Килвин, хорошее имя, вы же наш, карильдский?

– Так точно, господин. Из Южного.

После долгого инструментального проигрыша вступил голос, приятный и звонкий. Я не мог различить не слова. Какой странный шелестящий язык.

– Хорошо, хорошо. Я вам предложить кое-что хочу, возможно, это вас заинтересует.

– Меня?

Песня росла и менялась. Незнакомые слова, преображались, теперь они напоминали молитву, почти родные и между тем далёкие, точно устаревший псалом.

– Вам, Килвин. Вы уже сколько лет служите? Пять? Хороший срок. К тому же вы умны. Правда есть одно «но», но не такая уж это и беда.

– Речь идёт о моем брате, я правильно понимаю.

«Беги моя реченька, воды холодные,

Неси мою реченьку в дали безродные.

Храни его, бурная, от гроз и печали,

От лука и пороха, от молний и стали»

– щебетал приёмник.

– О том молоденьком Всеведущем? Нет-нет. Тут, скорее о беспорядках.

Против беспорядков, точнее их обсуждения, я ничего не имел. Песня, вновь перебралась на тот странный шелестящий язык. Сильвин хотел было вернуться в кресло, но что-то его задержало. Музыка стихла. Глава охранного отделения настороженно замер. Помех больше не было, вместо них из приёмника раздался громкий отчетливый голос всё с тем же странным шелестящим акцентом.