Три робких касания

– Ух! Уху-хух, – пропыхтел водитель. Мы замерли. Целый выводок роскошных автомобилей. – И встать некуда. Понаехали! Скоро вас всех, ух! – пробурчал он в усы, так тихо, что и не расслышать, не разобрать.

– Скоро, – поддакнул мальчишка совсем другим голосом, перекошенным от злобы. Милое личико превратилось в оскал ненадолго, нет, не на долго.

Машина вальсировала, огибая причуды жухлой лужайки. Кажется, Кулькин трепался о своих намерениях воссоздать посредством кустов и газона профиль Виррина. Теми же самыми словами трепался, только к Оду ещё «многоуважаемого» обычно приписывал.

Машина чавкнула, загребая брюхом лужу, проплыла по ней метра три, сдала назад и замерла. Водитель густо выругался, треснул кулаком.

– Приехали, значится.

Мальчик выскочил первым, хлопнул дверцей, получил «поганца» от водителя, станцевал перед лужей, подал Анне руку, обошёл меня по спирали и вдруг дёрнул за рукав в сторону. Я ни черта не понял, в лужу наступил.

– Ах, ты ж!

– Тише, – его тонкие губы мерзко изогнулись. – Я забрал у вас жемчуг и должен вам.

– Что? Какой жемчуг?– Посыльный многозначно улыбнулся. Дурак он, что ли? Я попытался сделать шаг, оттолкнул его. Парнишка вновь вылез на дорогу. – Отойди!

– Успокойся, чернокнижник, и послушай. Я хочу тебе помочь.

– Это с чего вдруг? – дерзкий, полоумный…

– Замок захватят сегодня после полуночи.

– Что? Кто? Что ты несёшь?

– И подорвут. Я служил Виррину, чернокнижник. Мы отомстим. Что смотришь? Топай!

– Да пошёл ты.

– Пойду! – вернул он с охотой. – А ты подумай, почему это суд только зимой, а приговор тебе объявили месяц назад, – и хохотнул коротко и звонко, и вышагнул в куст.

Сволочи. Будьте вы…

«Галвин…!» – послышался голос.

Аннушка! Поздно же я опомнился… Одна в черноте замковых огней. Я выскочил из этой чёртовой лужи, споткнулся о камешек, пнул его.

– Что-то случилось?

Я взял её за руку, перчатку в перчатку – бархат на кожу. Наши шаги в такт, наши выдохи – промах.

– Нет… Да… Бред. Посыльный нашептал мне… что нас подорвут, то есть, не нас. Боже, что за бред?! Замок.

– Замок?

– Ну да, вот тот, – в который мы почти пришли. – После полуночи.

– Уберёмся раньше.

По ступенькам, не к свету. Над барельефом надпись: «Славься солнце», барельеф – крылатые змеи. Мне страшно. Я смел. На мне мантия и маска. Это блеф пустой и нелепый. Уберёмся заранее. Остальные погибнут, если меня, конечно, не одурачили.

Самайн.

Темные стены светлого замка. Что говорить, так у них принято.

Нас закружили лакеи, налетели пёстрыми бабочками в оленьих масках. «Следуйте за нами, за нами, за нами! Дамам сюда. Пальто снимайте!». Анина рука ускользнула. Пальто исчезло. Меня вывели на площадку, на ту, где лестница расходится на две стороны: в Белый зал, в зал клавесина и тёплых пирожных и в Алый зал к ложе. Аннушка стояла на третьей ступеньке второй лестницы. Я хотел было…, меня увели.

«Проходите, господин. Следуйте за нами. Сюда. Сюда!»

Им, в общем-то, плевать, кто я и куда меня вести. Услужливые и безликие холопы его величества барона Кулькина.

«Как ваши дела? Как здоровьишко? Как работа? Спорится?» – летело со всех сторон. Вот он рой безропотных сплетников, роскоши пленников, идиотов и слепцов!

«Вина, сударь? Столичного эля?» – меня толкали и кружили.

«Вы танцуете? Давайте танцевать!»

Нет. Я не…

Кружевные, пёстрые…

Я пробирался к двери, меня несло в центр зала. Ни одного знакомого лица – все в масках. Я тоже, как впрочем, и всегда. Передо мною кланялись, меня обходили, протягивали руки для пожатий и поцелуев, мне предлагали бокалы, засахаренные цветы и вишню. Я пробивался к выходу, но вместо лестницы вырвался в соседний коридор. Пустынный, тёмный, разукрашенный самайновскими лентами, толстыми свечами. Я мало что видел, то ли шёл, то ли бежал, покуда резкий голос не приказал замедлиться. Кулькин. Я подобрался к Алому залу со стороны оранжереи. Тут было темно и тихо. Я встал у двери, всего одна комната… Я видел всё и слышал всё, настороженный, нерешительный – жалкий.

– Вам было не просто прижиться в нашем городе, – он даже не спрашивал, просто смотрел, как меняется изгиб её мягких алых губ. – Ох, не врите, Анна. Мне-то не врите. Я знаю всё про вас и про Карильд я знаю. Полно, полно, – он смеялся над ней самым простым, самым подлым и бесчестным образом, прямо у меня на глазах смеялся. Ждал, что я взбешусь? Или просто не ведал о моём присутствии? Или сразу над нами обоими посмеивался?

– Что именно вы хотите услышать? – Анна держалась стойко. Не гнулась, не пряталась, не врала. Она куда смелей, чем мне казалось и думалось, виделось… Да боже, кого я дурю? Она куда смелее и решительнее меня. – Подробности перевоза моих чемоданов? Цены аренды на комнаты в Южных окраинах? Сколько я получаю в месяц? Сколько трачу на кошку? Как близко знакома с Одом? С Галвином? С демонами?

Я замер, едва ли не врос в холодность дверного косяка. Косяк чуть дёрнулся, заслышав имя, и вновь застыл. Войди!