Прошу принять в Ленинский комсомол
— Женя, ты знаешь, что такое комсомол?
— Знаю. Нам пионервожатая рассказывала. Это резерв и помощник партии.
— А сколько комсомол орденов имеет?
Женька задумался.
— Не помню.
— Не знал да забыл. Так вот запомни — четыре! Два ордена Ленина, орден Трудового Красного Знамени и орден Красного Знамени. Ясно?
— Ясно! — Женька кивает головой.
Спрашиваю еще — и сам отвечаю: готовлюсь в комсомол.
— Сережа, а тебя когда принимать будут?
— Завтра.
— Думаешь, не примут?
— Принять-то, может, и примут. А все же… кто знает?
Мама рассказывала, что раньше в комсомол трудно было вступить.
— Тебя обязательно примут! — сказал Женька убежденно. — Ты ж пятый разряд получил! Дядя Саша говорил, что ты теперь человеком в цехе стал.
— Главное, не волнуйся. Все будет хорошо! — успокаивает меня Саша. — Выйдешь к трибуне. Если автобиографию спросят — расскажешь, на вопросы отвечай не торопясь, обдумывай. Не робей!
Он слегка тронул меня за локти, и мы вошли в красный уголок.
Сел я рядом с Сашей во втором ряду от сцены. Волновался, даже слышал, как сердце гулко бьется в груди.
Народ прибывал. Вскоре все ряды были заняты.
На сцену поднялась невысокая белокурая Наташа Селиванова — секретарь бюро.
— На учете в организации состоит сто двадцать человек. Присутствует семьдесят пять, четверо болеют, остальные во второй смене. Какие будут предложения?
— Начать собрание! — выкрикнули сзади.
Сашу избрали в президиум. Он ободряюще пожал мне локоть и ушел на сцену.
«Ну, — думаю я, — сейчас вызовут…»
Я перебираю в памяти возможные вопросы, силюсь вспомнить по порядку обязанности комсомольцев.
Собрание ведет Саша.
— В комсомольскую организацию цеха поступило заявление от Журавина Сергея Игнатьевича с просьбой принять его в ряды Ленинского комсомола.
Я встаю, стараюсь держаться как можно спокойнее. Усердно разглядываю сучок на спинке стула, поглаживаю его пальцем. Сучок темный и очень гладкий, полированный… Белая косынка с крупными синими горошинами… Я ее уж где-то видел… Ах да, это же наша учетчица Нина. Сегодня она не важничает, оглядывается с любопытством… Интересно, какие вопросы будут?
Ковалев зачитал мою анкету, кивком головы дал знак выходить к трибуне. Выхожу, чувствуя, как ноги дрожат в коленях. «Размазня! Кисель!» — ругаю себя за нерешительность и робость.
Задают вопросы — отвечаю.
Подымается Саша.
— Журавина я знаю хорошо. Это толковый парень. Учится в вечернем техникуме. За два года работы Сергей достиг квалификации пятого разряда. Предлагаю принять Журавина в комсомол!
— Кто еще желает выступить? — спросила Наташа Селиванова, оглядывая зал.
— А чего там выступать, — сказал Стрепетов с места. — Что — Журавина не знаем? Водку пьет умеренно, в милицию приводов не имеет. Серега, я верно говорю?
В зале раздался хохот.
Наташа постучала карандашом по столу.
— Товарищи, прошу серьезней! Поступило одно предложение: принять Журавина в комсомол. Другие предложения будут? Нет? Ставлю на голосование. Кто за то, чтобы Сергея Журавина принять в ряды Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи поднять руки.
Я стою, опустив голову, и боюсь взглянуть в зал. «А вдруг не примут?..»
— Против? Нет. Воздержавшихся? Нет. Принят единогласно!
…Через два дня в райкоме мне вручили комсомольский билет. Шел домой, нет-нет да и вытаскивал из внутреннего кармана пиджака тоненькую книжечку и любовался.
Мы когда-то вместе учились
И вот я сижу во Дворце культуры. Впереди, почти напротив меня, двумя рядами ближе к сцене, сидит Лена. В полумраке зала я вижу ее кудрявую голову и думаю: «Раньше у нее были косы. Красивые, длинные и тугие косы. Зачем она их отрезала? Они были ей очень к лицу. А теперь сделала этот «вей-ветерок». Мода! Интересно, что она подумала, когда меня награждали грамотой? Хотя… Собственно, зачем я о ней думаю?
Я стараюсь следить за концертом, но мысли упорно возвращаются к старому. Но вот занавес — концерт окончился. Зрители начали шумно расходиться. Пора и мне, но я мешкаю. Сам не знаю почему. Да чего там не знаю — знаю! Вот и Лена сама направляется ко мне.
— Здравствуй, Сергей! Тебя можно поздравить! — она взглядом указала на грамоту, которую я держал свернутой в трубочку.
Вместе вышли на улицу. Тихий летний вечер. Деревья полнились сыпучим шорохом.