Ночью он распечатал триста два секретных донесения с компьютера начальника уголовной полиции лена. Успел прочитать сто, успел сравнить правду с результатом расследований городской полиции Стокгольма. В двадцати пяти случаях — закрытие дела, в тридцати пяти — освобождение обвиняемого.
— В оставшихся сорока случаях, признаю, обвинение приводило к приговору. Но во всех случаях это были неправильные приговоры. Обвиняемого приговаривали к тюремному сроку, но не за то преступление, которое он совершил.
Гренс смотрел на прокурора. Костюм, галстук, в одной руке папки, в другой — очки.
Сволочная система.
И это пока не конец, Огестам.
Скоро мы поговорим о донесении, которого ты еще не видел. Оно такое свеженькое, что лежит в отдельной папке.
Вестманнагатан, семьдесят девять.
Мы закрыли это расследование. А рядом с нами, в этом же коридоре, сидели люди, которые знали ответ, нам неизвестный. Этим людям предстояло спалить человека и найти полезного идиота, на которого можно возложить вину.
— Спасибо. Вы хорошо поработали. — Он протянул руку прокурору, которому так и не научился симпатизировать.
Огестам принял его руку, тряс ее и никак не мог выпустить. Какое прекрасное чувство — доверие! В первый раз они с Гренсом на одной стороне; еще не кончилась ночь, два стакана с виски, и Гренс случайно назвал его Ларсом.
Он улыбался.
Сознательное презрение и попытки уязвить — обойдемся без этого.
Огестам расслабился и пошел было к двери, неся в груди удивительное радостное чувство, как вдруг обернулся:
— Гренс!
— Да?
— В прошлый раз вы показывали мне карту.
— И?
— И спрашивали про Хагу. Северное кладбище. Красиво ли там.
Карта лежала на рабочем столе. Он увидел ее, как только зашел. Место упокоения, одно из самых красивых в стране, где людей хоронят вот уже двести лет.
Гренс держал ее под рукой. Он собирался туда.
— Вы нашли, что искали?
Комиссар засопел, большое тело покачивалось.
— Нашли?
Гренс демонстративно отвернулся, ничего не сказал — только тяжелые вдохи и выдохи, лицо обратилось к стопке папок на столе.
— Слушайте, Огестам.
— Что?
Он не смотрел на своего гостя, который сейчас уйдет, голос изменился, стал громче. Молодой прокурор давно усвоил: это означает неудовольствие.
— Вы все неправильно поняли.
— В смысле?
— Понимаете, Огестам, это работа, и ничего больше. Я вам никакой к черту не приятель.
Им принесли жирную рыбу, не лосося, рекомендация официанта.
— Сундквист! — Эрик положил вилку на пустую тарелку, выпил третий стакан минералки, взял с колен салфетку.
— Да?
— Зря вы летели в такую даль.
Он решился.
— Понимаете, в каком-то смысле… мы все работаем в одной и той же области.
— Вы приходили к Гренсу на следующий день после убийства. Вы всё знали, Эрик, но ничего не сказали.
— В одной и той же паскудной области. Уголовники. И те, кто их ловит. А агенты под прикрытием — просто серая зона.
Он ничего не скажет.
— И, Сундквист, за этим будущее. Больше информаторов. Больше агентов, внедренных в банды и группировки. Их число растет. Вот почему я здесь.
— Если бы вы тогда поговорили с нами… Мы бы сегодня не сидели друг напротив друга. Каждый по свою сторону от убитого человека.
— И вот почему здесь мои европейские коллеги. Потому что мы хотим учиться. Потому что эта область будет развиваться.
Они так долго работали в одном и том же коридоре.
Вильсон еще никогда не видел, чтобы Свен Сундквист терял самообладание.
— А теперь, Эрик, я хочу, чтобы вы послушали меня внимательно!
Свен с силой дернул ноутбук к себе, тарелка полетела на белый мраморный пол, стакан — на белую скатерть.
— Могу отмотать, куда прикажете. Сюда? Видите? Тут как раз пуля пробивает бронестекло.
— Или сюда? Тут взрывается мастерская.
— Или, может, сюда? Этого я еще не показывал. Фрагмент. Флажки на стене. Всё, что осталось.
— Вы действуете, как должны действовать, как всегда, вы защищаете своих агентов. Но, Эрик, черт вас возьми, он погиб! Некого больше покрывать! Вы и ваши коллеги провалились. Вот почему он стоит в окне. Вот почему он умер именно… там.
Вильсон протянул руку к экрану, развернутому к нему, захлопнул ноутбук и выдернул шнур.