— Ложь!
— Ну да. Нам, представительницам прекрасного пола, дозволяется иногда невинная ложь, правда ведь, мой милый? — она погладила его по щеке. — Но клянусь богом — сейчас я пришла, чтобы забрать тебя.
— Для Хаоса? — бухнул он напрямик.
— А почему бы и нет? Что ты такого нашел в этом скучном Порядке, чтобы вставать на его защиту? Подумай сначала о себе, Хольгер, медведь мой любимый, зачем тебе сражаться за неотесанных мужиков и зажиревших горожан, когда твоими могут стать радость и гнев Хаоса, его ослепительные звезды? Неужели ты, подобно простому смертному, ищешь жизни сытной и тихой, в этом мирке под крышей скучного серого неба, смердящего дымом и гноем — ты, побеждавший на бранном поле целые армии? Ты можешь сам создавать миры и зажигать солнца, если только пожелаешь!
Ее голова оказалась на его груди, руки сомкнулись на его талии.
— Н-нет… — пробормотал он. — Не хочу…
— Ну перемена! И это человек, живший со мной на Авалоне? Ты забыл, сколько столетий юности, силы и любви я тебе подарила? — ее огромные черные глаза уставились на него (он подумал, что это донельзя банальный и захватанный прием, но не нашел в себе сил этому поверить). Если хочешь к нам присоединиться, по крайней мере не сражайся против нас. Вернись на Авалон, Хольгер. Вернись ко мне на светлый Авалон.
Какая— то частичка его отуманенного сознания знала, что на сей раз она лжет. Хочет, чтобы не участвовал надвигавшейся битве. А еще хочет его. В конце концов, почему бы и нет? Разве он в этом чужом, незнакомом мире кому-то что-то должен?
— Сколько лет уплыло, долгих лет, — шепнула она. — Вот мы и встретились наконец, а ты меня и поцеловать не хочешь…
— Н-ну, это можно поправить… — пробормотал Хольгер.
Словно нежный, теплый вихрь заключил его в объятья. Ни о чем постороннем он думать не мог. И не хотел
— Ах… — вздохнула она, не открывая глаз. — Владыка мой, целуй же меня целуй…
Хольгер притянул ее к себе и краешком глаза заметил что-то белое. Поднял голову, увидел Алианору верхом на единороге. Видимо, девушка отправилась его искать.
— Хольгер! — звала она. — Хольгер, любимый, где ты… ах!
Единорог взвился на дыбы и сбросил ее в траву. Потом убежал, громко, негодующе фыркая. Алианора вскочила, уставилась на Хольгера с Морганой.
— Смотри, что ты наделал! — сказала она по инерции. — Теперь он не вернется!
Хольгер торопливо высвободился из объятий Морганы. Алианора разразилась плачем.
— Убери отсюда эту деревенскую девку! — яростно прошипела королева.
Глаза Алианоры вспыхнули гневом:
— Сама убирайся отсюда! Отойди от него мерзкая ведьма!
Хищно блеснули зубы Морганы:
— Хольгер, если эта худышка сию минуту не уберется…
— Худышка?! А ты — старый кожаный мешок, я тебе выцарапаю твои гнусные глазки!
— Маленькие девочки не должны плакать, — прошипела Моргана. — от этого они становятся еще более вульгарными.
Алианора сжала кулачки, шагнула вперед:
— Лучше уж быть девчонкой, чем ходить с такой шкурой — обвислой, морщинистой!
— Зато твоя шкурка прекрасна. Интересно, где ты раздобыла эти перышки?
— Да уж не там, где ты раздобыла румяна!
Хольгер отошел подальше, гадая, как убраться отсюда живым.
— Ах да, ты ведь у нас лебедица, — сказала Моргана. — Удалось тебе снести наконец яичко?
— Нет. Не умею я квохтать, как иные старые клуши.
Моргана побагровела и быстро зашевелила пальцами:
— Эй, только без этих штучек! — Хольгер прыгнул к ней. Он не хотел ударить, но не рассчитал и налетел всей тяжестью тела. Королева покатилась в траву. Медленно поднялась. Лицо ее вновь стало белоснежным, лишенным всякого выражения.
— Ах, вот даже как обстоят дела… — сказала она. — Вот оно:
— Именно так, — сказал Хольгер, но не знал, правду ли говорит.
— Что ж, отправляйся своей дорогой. Мы еще встретимся, дружок. Моргана расхохоталась, на сей раз довольно гнусно. Взмахнула рукой и исчезла. Ветер с шумом заполнил образовавшуюся пустоту.
Лишь теперь Алианора залилась в три ручья, спрятав лицо в ладонях. Хольгер осторожно коснулся ее плеча. Она отбросила его руку, всхлипнула:
— Уходи! Ступай себе к той ведьме, если она тебе так нравится…
— Я не виноват, — хмуро сказал Хольгер. — я ее не просил сюда приходить. — Уходи, плакать не буду!
Хольгер решил, что у него достаточно забот и без женских истерик. Повернул ее лицом к себе, встряхнул как следует и сказал убедительно:
— У меня с ней ничего нет. Поняла? А теперь пойдешь, как взрослая, или тебя нести?
Алианора всхлипнула, глянула на него широко раскрытыми влажными глазами, медленно опустила ресницы — лишь теперь Хольгер разглядел, какие они длинные.
— Сама пойду, сказала она тихо.
Хольгер раскурил трубку и на протяжении обратного пути яростно пускал клубы дыма. Черт бы их всех побрал! Обнимая Моргану, он почти вспомнил свою прежнюю жизнь. Почти. А теперь воспоминания вновь растаяли.
Поздно горевать, с нынешнего дня Моргана несомненно станет его злейшим врагом. Хотя, по правде говоря, он рад был, что появилась Алианора — еще немного, и он не устоял бы, сдался…