Три сердца и три льва

Он сел на табурет возле колченогого тесаного стола. Глаза ел дым, который поднимался к потолку и медленно улетучивался через дыру в крыше. Еще одна дверь вела из комнаты в конюшню, где в стойле уже стоял Папиллон. Земляной пол. В грубом каменном очаге пылает огонь. Когда глаза притерпелись к дыму, Хольгер заметил еще пару табуретов, соломенный тюфяк в углу, хозяйственную утварь, а также большого черного кота, сидящего на бог весть откуда взявшемся здесь красивом и дорогом сундуке. Его немигающие желтые глазищи неотступно следили за Хольгером. Старуха — Мать Герда — мешала какое-то варево в железном котле, висящем над очагом. Седые грязные патлы свисали вдоль морщинистых впалых щек, нос торчал крючком, рот беспрестанно кривился в бессмысленной ухмылке, — она была горбатой, худой и дряхлой, ветхое платье висело на ней, как мешок. Но глаза, ее темные глаза хитро поблескивали.

— Не след, конечно, — заговорила она, — мне, бедной полоумной старухе, доверять тайны или просто-напросто то, о чем лучше бы не болтать, первому встречному. Много тут бродит по краю света разного тайного люда — почем я знаю, может быть, ты рыцарь из Фейери, превратившийся в человека, чтобы проверить и наказать меня за болтливый язык? Однако, славный рыцарь, никак не может старуха удержаться, чтобы не спросить, как тебя величать. Нет-нет, не нужно настоящего имени — зачем открывать его старой никчемной нищенке, которая только и может, что молоть языком? Но хоть какое-то имя, чтобы я могла обращаться к тебе согласно приличиям и с надлежащим почтением.

— Хольгер Карлсен.

Она буквально подпрыгнула, едва не опрокинув котел.

— Как? Как ты сказал, славный рыцарь?

В чем дело? Может, его разыскивают? Может, это какая-нибудь дикая окраина Германии? Он нащупал рукоятку стилета, который на всякий случай сунул за пояс.

— Хольгер Карлсен! Что тебя удивляет?

— Ох!.. Н-н-ничего, милостивый господин. — Мать Герда отвела глаза и тут же вновь выстрелила в гостя зорким снайперским взглядом. — Только то, что и Хольгер, и Карл — надо сказать, очень громкие имена, как ты и сам знаешь, однако, если говорить напрямик, я никогда не слыхивала, чтобы один из них был сыном другого, ибо их отцами, как известно, были Пепин Годфред и… или, точнее, я хотела сказать совсем другое… Конечно, в некотором смысле, король — всегда отец своего вассала и…

— Я не имею отношения к этим джентльменам, — оборвал ее Хольгер. — Это случайное совпадение.

Она как будто успокоилась, выловила из котла кус вареного мяса и предложила гостю. Он не заставил себя упрашивать и налег на еду, не мороча голову мыслями о заразе или отраве. Старуха выложила на стол хлеб и сыр, и он нарезал их стилетом. Увенчала меню кружка исключительно хорошего пива. Расправившись со всем этим, он сказал:

— Благодарю. Ты спасла меня от голодной смерти.

— Что ты, что ты, рыцарь, мне стыдно, что я подала тебе такую простую еду, тебе, который, конечно, не раз и не два делил трапезу с королями и герцогами под музыку и песни менестрелей, и хотя я совсем стара и не очень искусна, но в твою честь, если пожелаешь, тоже смогла бы спеть и…

— У тебя отменное пиво, Мать Герда, — поспешно прервал ее Хольгер. — Я никогда не пивал пива этого сорта. Кажется…

Он хотел сказать: «Кажется, местный пивной завод чудом миновала громкая слава». Но старуха, хихикнув, перебила его:

— Ох, благородный сэр Хольгер, ты не простой рыцарь, и если ты даже и не из высшей знати, то человек опытный и проницательный. Мигом раскусил маленький фокус бедной старухи. И хотя добрые христиане вроде тебя чураются всякой магии и зовут ее измышлениями дьявола, но, по правде сказать, моя ворожба почти то же самое, что и чудотворные деяния святых угодников, которые творят чудеса как для язычников, так и для христиан. Ты, конечно, должен понять, что здесь, на краю света, ну никак не обойтись без капельки магии — больше для защиты от сил Срединного Мира, чем ради барыша — и в милости своей не станешь требовать сжечь бедную, но добронравную старуху за то, что она чуточку поворожила над кружечкой пива, дабы оно лучше грело ее старые кости в холодные зимние ночи, в то время как столько могущественных волшебников, ничуть не опасаясь справедливой кары, у всех на виду прямо-таки торгуют черной магией…

«Так она, выходит, ведьма? — подумал Хольгер. — А мне и в голову не пришло… Но что это она заговаривает мне зубы? И зачем без конца кривляется?» Он перестал слушать ее болтовню. Новая мысль поразила его. Он с удивлением прислушался к собственной речи. Он разговаривал со старухой на странном языке, твердом и звучном, похожем на старофранцузский с примесью немецкого. Вероятно, он сумел бы прочитать на нем какой-нибудь текст, с большим трудом, разумеется, однако никогда раньше не сумел бы говорить на нем так легко, как сейчас. Странно. Значит, способ, с помощью которого он совершил путешествие в… неизвестно куда, вооружил его знанием местного диалекта.