Три сердца и три льва

— Этот внутренний круг, — объяснила она, — для того, чтобы удержать духа, а внешний — чтобы не дать ему вырваться, потому что он может разбушеваться сверх меры, особенно если вызов окажется для него нежелательным. И я должна просить тебя, рыцарь, не молиться и не творить крестное знамение, ибо в этом случае демон без промедления сгинет, причем в страшном гневе.

— Ладно, начинай, — сказал Хольгер.

Она затянула заунывный напев и стала приплясывать, не выходя из очерченного круга, и Хольгеру показалось, что он уже где-то слышал это странное пение. «Amen, amen…» — пела она. Слова тоже были знакомы. «А malo nos libera sed…»[2]

Мурашки побежали по спине Хольгера. Латинские слова скоро сменились каким-то кудахтаньем, в котором нельзя было разобрать ни единого слова. Потом она коснулась палочкой котла, и из него повалил густой белый дым. Клуб дыма рос и рос, но — фантастика! — не выходил за пределы внутреннего круга.

— О Велиал, Ваал Зебуб, Абуддон, Асмодей! — заклинала старуха. — Самиэль, Самиэль, Самиэль!

Дым стал густеть и окрасился в красный цвет, почти целиком скрыв от Хольгера сгорбленную фигуру старухи. Он привстал с табуретки. Ему показалось, что над котлом нависло нечто змееобразное, полупрозрачное… О небо! Он увидел, как вспыхнули пурпурные глаза и это нечто оформилось в человеческую фигуру!

Он не верил себе: существо из дыма заговорило свистящим шепотом, старуха отвечала ему на непонятном языке. Чревовещание? Галлюцинация, порожденная его утомленным мозгом? Конечно, галлюцинация, и ничего больше! Папиллон за стеной тревожно заржал и стал бить копытом. Хольгер случайно прикоснулся к стилету — лезвие было горячим. Значит, магия, рассудил он, возбуждает в металле циркуляционные токи.

Существо шелестело, ухало, корчилось. Хольгеру показалось, что их разговор со старухой длится уже целую вечность.

Наконец старуха подняла палочку и снова запела. Существо стало таять. Дым начал втягиваться обратно в котел. Хольгер сипло выругался и потянулся за пивом.

Когда дым полностью исчез в котле, старуха покинула круг. Ее лицо казалось бесстрастным, глаза были полуприкрыты. Однако от взгляда Хольгера не укрылось, что она вся дрожит. Кот поднял хвост, выгнул спину и зашипел.

— Престранный ответ, — пробормотала старуха. — Престранный ответ дал мне демон…

— Что он сказал? — с трудом выдавил из себя Хольгер.

— Он поведал… Самиэль поведал, что ты прибыл издалека, из такой дали, что человек мог бы идти и идти бесконечно, хоть до Судного дня, но никогда не достиг бы твоего дома. Так ли это?

— Так, — ответил Хольгер. — Да, я думаю, это так.

— И еще он поведал, что из переплета, в который ты угодил, выбраться сможешь только тогда, когда попадешь в Фейери. А значит, туда лежит твой путь, сэр Хольгер. В Фейери.

Хольгеру это ничего не говорило.

— Не так страшна Фейери, как ее малюют, — хохотнула старуха. — И если уж вовсе начистоту, то сама я не из злейших врагов герцога Альфрика, самого сиятельного из всех рыцарей Фейери. Он немного чванлив, как и весь его род, но тебе он поможет, коли ты попросишь у него милости, — так поведал мне демон. А я сегодня похлопочу о проводнике, чтобы ты мог туда добраться без проволочек.

— Сколько это будет?.. — Хольгер запнулся. — Дело в том, что я не могу заплатить много.

— Совсем ничего, — старуха махнула рукой. — Может, зачтется при случае мне добрый поступок, когда покину я этот мир для мира иного. К тому же что может быть приятнее для бедной старухи, чем угодить такому красавцу? Эх, было время, да сплыло… Ну и ладно. Дай-ка мне поглядеть твою рану, а после ступай в постель.

Хольгер, стиснув зубы, терпел, пока она промывала рану и накладывала компресс из трав, бормоча при этом заклинания. Он был так измучен, что готов был вытерпеть что угодно. Однако у него хватило благоразумия отказаться от предложения занять ее тюфяк: он предпочел охапку сена в конюшне, рядом с бдительным Папиллоном. Нельзя бесконечно искушать судьбу. И так его занесло в края, по меньшей мере, диковинные.

Глава 3

Хольгер проснулся и какое-то время лежал с закрытыми глазами, припоминая, что с ним произошло накануне. Потом вскочил на ноги и осмотрелся.

Итак, он провел ночь в конюшне. Допотопное сумрачное строение, пропитанное запахом навоза и сена. Черный конь, тянущий губы к его ладони… Он стряхнул с одежды приставшие травинки. Отворилась дверь, и полумрак прорезал луч солнца.

— Добрый день тебе, славный рыцарь, — пропела Мать Герда. — Вот уж кто спал сегодня сном праведника, как говорится. Я за свою жизнь видала не один десяток честных людей, которых по ночам терзала бессонница, и людей подлых, от храпа которых ходила ходуном крыша. У меня рука не поднималась будить тебя. Иди взгляни, что тебя поджидает.

Оказалось, его поджидала миска овсянки с хлебом, сыр, пиво и кусок недоваренной свинины. Хольгера не нужно было долго упрашивать, и, расправившись с завтраком, он с тоской подумал о сигарете и кофе. К счастью, тяготы военного времени научили его довольствоваться малым. Он энергично умылся в корыте на улице и почувствовал себя совсем неплохо.