Для посетителей он открывался в половину восьмого утра, а в шесть часов здесь не было ни души, даже монахов – возможно, они ещё ходили по городу, собирая пожертвования. Прочитав на входе о стоимости билета в двадцать бат, я бросил в ящичек у кассы две монеты, а немного поплутав, обнаружил среди пышной зелени и цветов одну из двух лестниц, опоясывающих храм по стене.
Не смотря на духоту бангкокской ночи, в саду царила предрассветная прохлада, исходящая от старых каменных стен с таинственными нишами. Некоторые из них пустовали, в других же спали укрытые тьмою статуи, а откуда-то сверху доносилось журчанье воды. Это было по-настоящему уютное и душевное место, не смотря на то, что когда-то храм использовался в качестве крематория и во время последней эпидемии чумы в начале XIX века в нём сожгли большое количество заражённых тел.
Нижняя часть лестницы проходила через заросли с такими же деревьями, как и во владениях Нади – со свисающими с них жгутами или воздушными корнями. Здесь, кстати, тоже имелся свой водопад и хотя это являлось лишь совпадением, теперь все места, где я оказался за последние пару дней, представлялись мне не случайными этапами на пути домой.
Поднявшись над вершинами сада и стараясь пока не смотреть по сторонам, я поспешил навстречу рассвету, к золотой ступе, а у закрытой внутренней части храма повстречал занятых уборкой монахов, приветствовал их и попал на смотровую площадку.
Готовый к пробуждению город тянулся до самого горизонта, становясь значительно выше к своим окраинам, застроенными белыми небоскрёбами. Пришедший из туристического района, то есть с запада, я встал в противоположную сторону, обратившись лицом к востоку.
Отсюда был виден весь центр с храмовым комплексом прямо подо мной и многочисленными жилыми кварталами – одни из них выглядели весьма аккуратно и современно, а другие казались высеченными из потемневшего бетона, грязного от времени и многомесячных проливных дождей. Да, своим хаосом Бангкок чем-то напоминал мой родной город, а может даже визуально казался и пострашнее, но я знал, что внутренне он гораздо более душевней и даже добрей ко мне, замечая это по улыбкам незнакомых людей на улицах. Мне захотелось покурить, но, в отличие от тайцев, я не позволял себе делать этого на территории храма, просто расслабился, наблюдая, как прямо над головой, поймав первый утренний луч, золотой шпиль ступы наливается медно-красным сиянием.
В узкой щели между двумя далёкими небоскрёбами показался фрагмент, похожий на огненную планету и сходство с ней увеличилось, когда светило вырвалось из западни. На него ещё можно было смотреть не отводя глаз, но чем выше оно поднималось, тем более разгоралось, начиная выглядеть как-то угрожающе, а луна, что ещё так недавно сияла жёлтым холодным огнём, стремительно угасала, не в силах вынести этого соперничества.
Свет разгладил скомканный город, сразу сделав его объёмным, стекая в каменные низины, проникая в душные и сырые дворы, отражаясь от стёкол богатых кварталов, играя на воде каналов и падая на подушки к разметавшимся во сне детям.
И тогда я сбежал по ступенькам на этаж ниже, раскачал висящее на цепях нечто вроде деревянного орудия с обмотанным материей наконечником и ударил им в огромный бронзовый гонг. Его вибрация глухо отозвалась у меня в районе солнечного сплетения, разбудив нечто затаившееся внутри, и я опять увидел исходящие от чёрно-золотого гонга пронизывающие мир прозрачные струны причинно-следственных связей.
Ощутив неожиданный порыв, я прошёлся вдоль стен, потревожив и разбудив каждый из висящих там многочисленных колоколов. Играл на них, совершенно по-детски удивляясь тому, как вибрация порождает бесцветные но почему-то хорошо различаемые мной нити – они лучами расходились от храма по всему городу, меня это завораживало, но и немного пугало.
Вскоре, поймав на себе удивлённые взгляды монахов – не знаю, видели ли они тоже самое, или моё поведение просто показалось им странным, я двинулся к лестницам, а они о чём-то возбуждённо перешёптывались, глядя мне вслед.
Спустившись вниз, я попрощался с храмом, а оказавшись на мосту, достал из рюкзака воду и после первых нескольких глотков перестал видеть нити.
Конечно, меня немного беспокоил этот полученный во время затмения побочный эффект от восприятия мира, но я не строил иллюзий, что он останется со мной навсегда. Мне вполне достаточно груза воспоминаний своего самого необычного путешествия, зная, что далеко отсюда, под глубоким северным небом сейчас зарождается новая весна, а за ней лето, которое я проведу, заново учась радоваться миру и воздвигая свой собственный храм. И меня не пугало потратить ещё много времени на его постройку, ведь в сорок лет жизнь не заканчивается, как я думал раньше, а только становится ещё более интересной.