Не дожидаясь, когда ее вытолкнут, Магда спрыгивает и приземляется не на платформу, а на железнодорожные пути. Все освещается мощными прожекторами. Ее окружают сотни людей, некоторые с чемоданами и сумками, словно приехали навестить семью. Громко лают и рвутся с поводков собаки, жаждущие чего-то. Может быть, нашей крови, думает Магда, ослепленная прожекторами и ослабевшая от жажды.
А потом она замечает изможденные фигуры в униформах в бело-голубую полоску, снующие среди толпы и выхватывающие у пленников их пожитки.
– Schnell! Schnell! – кричат солдаты.
Магда знает это немецкое слово.
– Где мы находимся? – поймав взгляд одного тощего мужчины, спрашивает Магда.
– Добро пожаловать в ад, – говорит он, шныряя глазами между заключенными.
– А где этот ад?
– Польша. Вы в Биркенау. – Затем он исчезает.
Глава 21
Сентябрь плавно сменяется октябрем, принося с собой перемену в настроении Циби. Она стала резкой и вспыльчивой со всеми, даже с Ливи. У нее ухудшилась концентрация внимания, и, когда на почте ей указывают на ошибки, она дерзит, понимая, что ведет себя рискованно, но ничего не может с собой поделать.
Уходя каждый день с почты, Циби зачастую слышит шум подходящего к лагерю состава, и ноги сами несут ее к воротам. У нее нет особого желания стать свидетелем отбора, но тем не менее она идет туда при любой возможности. Она чувствует, что должна что-то этим узникам – возможно, проявить солидарность или пусть краткое сочувствие. Она также надеется, хотя и с ужасом, что увидит сходящих с поезда родных.
День за днем она видит новых узников, которых выталкивают из вагонов, и многие падают плашмя или навзничь, и их затаптывают идущие следом. Каждый раз ритуал повторяется: прибывает поезд и возникает хаос. Никто не следит за организацией высадки: все рассчитано на то, чтобы узники пребывали в состоянии постоянного страха.
– Я перехожу в Освенцим, – сообщает ей однажды утром Фолькенрат. – Начальником почты. Хочешь тоже перейти?
– Почему бы и нет? – с саркастической улыбкой отвечает Циби. – Вы же знаете, как говорят: перемена деятельности – это то же, что и отдых.
– Отлично. Я устрою это.
В тот вечер Циби говорит Ливи, что внесла их имена в список на возвращение в Освенцим, где они будут работать на почте.
На следующее утро Ливи замечает чрезвычайно нервозное состояние сестры.
– Мы не переходим в Освенцим, – заявляет Циби.
– Почему? – сонным голосом спрашивает Ливи.
– Ночью мне приснилась мама. Она велела мне остаться в Биркенау.
– Циби, это всего лишь сон! Я хочу перейти в Освенцим! Хочу работать на почте. Надоело быть курьером. Знаешь, каково это – каждый день видеть приходящие поезда? Видеть, как всех отправляют в крематорий? Пожалуйста, Циби, прошу тебя, можем мы перейти в Освенцим? – умоляет Ливи.
– Нет! – Циби неумолима. – Я должна найти способ вычеркнуть наши имена из списка.
– Потому что тебе приснилась мама?
– Да.
– А как же я, Циби? – негодует Ливи. – Я не сон, я настоящая!
– Ты должна мне доверять, нам надо остаться здесь. Не знаю почему, но надо.
Глаза Ливи потухли, и у нее несчастный вид.
– Я жива только благодаря тебе, Циби. Без тебя я не выжила бы. – Она опускает глаза. – Если ты говоришь, нам надо остаться, значит надо.
Циби обхватывает лицо Ливи ладонями:
– Сколько раз говорить тебе, что ты сильнее, чем думаешь. И твоя выдержка придает мне сил.
– Как выглядела мама в твоем сне?
Ливи вдруг кажется Циби совсем юной.
– У нее был счастливый вид, котенок. Я чувствовала аромат ее духов. Она теребила свое обручальное кольцо. Ты же помнишь, как она всегда вертела его на пальце? Она говорила, что это дает ей ощущение того, что папа еще с нами.
– Значит, мы останемся здесь, Циби, не волнуйся. Мама всегда права.
Три дня спустя наступает очередь Ливи будить Циби. С того дня, как Циби приснилась мама, она стала опять похожа на себя, и Ливи довольна.
– С днем рождения, Циби, – шепчет она.
– Откуда ты знаешь, что сегодня мой день рождения? – приподнимаясь на нарах, спрашивает Циби.
– Два дня назад я увидела календарь на столе одного нациста и спросила его, какое число, а потом подсчитала, что сегодня твой день рождения.
– Спасибо, Ливи. – Циби устало улыбается. – Наверное, мы можем отпраздновать то, что я дожила до очередного дня рождения.
– Хочешь загадать желание?
– Не очень. – Циби усмехается. – Каждое желание, загаданное за последние два года, разочаровывало меня. – Она обводит рукой помещение. – Мы по-прежнему просыпаемся каждое утро в этом месте.
Ливи медленно качает головой:
– Ну ты можешь сказать Фолькенрат, что у тебя сегодня день рождения, и она разрешит тебе взять еды из какой-нибудь посылки.
– Не думаю, что ей есть дело до моего дня рождения.
– Ладно. Значит, получишь поздравление от меня. С днем рождения, Циби!
Циби долго не выпускает из объятий младшую сестру.
– Неужели мне действительно двадцать один? – шепчет она на ухо Ливи.
– Моей старшей сестре двадцать один год.
– Ух ты!