Три сестры, три королевы

– Если я буду в союзе с Францией, твой брат не нападет на них. Он не пойдет на это, опасаясь наступления моих войск на севере своего королевства, пока он сам будет в отъезде.

– Вы не можете это сделать! Наш брак скрепил соглашение о вечном мире!

– Я и не буду нападать, только твой брат молод и глуп, и ему надо научиться бояться опасностей по соседству, чтобы не устремляться на их поиски далеко от родных границ.

– Это все она, – с болью говорю я. – Все она. Это она хочет, чтобы он заключил союз с ее отцом, а ее отец – самый ненадежный человек во всем христианском мире! Моему отцу он никогда не нравился.

Яков коротко смеется, услышав мои слова.

– В этом ты права. Но не беспокойся и отправляйся заниматься своим делом, а я сохраню наше королевство и даже Англию в мире, ради сына, которого ты нам родишь. Кто знает, может быть, он станет наследником короны обоих королевств?

Когда я собираюсь с силами, чтобы спросить у него, не оставил ли он мысли о преследующем нас проклятье, мне сложно унять дрожь в голосе:

– Вы не думаете…

Он тут же понимает, о чем именно я хочу спросить, и одним быстрым движением притягивает меня к себе и целует в склоненную макушку.

– Тише, – говорит он. – Мне подчиняется вся шотландская церковь, и все в ней молятся за тебя, за нашего ребенка, за нас. Отправляйся с легким сердцем, Маргарита, и исполни свой долг. Давай-ка я отведу тебя.

Он спускается передо мной по крутым поворотам каменной лестницы и заставляет меня спускаться, опершись одной рукой о его плечо, чтобы не споткнуться. Когда мы входим в мои комнаты, все мои слуги уже ждут меня там, чтобы попрощаться со мной и пожелать мне удачи. Два бастарда, Яков и Александр, преклоняют передо мной колени и желают мне доброго здравия. В дверях, скрываясь в тени, стоит мой камерарий, приготовивший для меня бокал эля, а муж целует в губы.

– С Богом, любовь моя, – говорит он. – Ничего не бойся. Я буду ждать тебя здесь, с добрыми вестями.

Я пытаюсь улыбнуться, но в затененную комнату я отправляюсь с опущенной головой и ссутуленными плечами. Мне очень страшно. Я боюсь проклятья, нависшего над нашей семьей в наказание за грехи, на которые мы пошли для того, чтобы завладеть короной. Я боюсь того, как оно отразится на мне и ребенке, которого я должна привести в этот мир.

У меня рождается сын. Возможно, мне помогла святая реликвия, которой мы опоясываем мой вздыбившийся живот, или молитвы, возносимые к небесам тремя сестрами-королевами, но я, Маргарита, королева Шотландии и принцесса Англии, рожаю крепкого, здорового мальчика. Как только известие доходит до Якова, он тихо проходит сквозь многолюдный приемный покой прямо в часовню и опускается на колени, чтобы поблагодарить за наше здравие, затем прижимается лбом к каменным плитам, чтобы молить о том, чтобы оно нам не изменило. Затем он встает и подходит к ширме в моих покоях.

– Уходите, – говорю я. – Вы же знаете, что вам нельзя сюда.

– Дай мне на него посмотреть. Дай мне посмотреть на тебя.

Я поднимаюсь со своей большой королевской кровати, – маленькую, на которой я рожала, уже унесли, и теперь я отдыхала под золотым балдахином и на вышитых нашими эмблемами розы и чертополоха подушках. Знаком я велю нянечке поднести ребенка к ширме и сама подхожу к ней поближе. Я сама уже одета в красивую рубашку и расправляю кружева на рубашке сына, чтобы отец мог ими полюбоваться. Однако строгое сосредоточенное лицо и взгляд Якова не отрывались от личика его сына, не обращая ни малейшего внимания на мехельнское кружево, которое стоило целое состояние. Младенец спит, а его темные ресницы отбрасывают тени на бледные щеки. Он совсем крохотный. Я уже забыла, насколько малы новорожденные. Такое впечатление, что он может легко поместиться в одну из широких ладоней отца, и напоминает драгоценную жемчужину в раковине, выложенной лучшим из шелков.

– Он здоров, – говорит Яков, и это звучит не как вопрос, а как приказ.

– Здоров.

– У тебя ничего не болит?

Я думаю о том, как чуть не умерла в первых родах, и что меня спасло только ходатайство Якова перед святыми. На этот раз роды тоже были непростыми, но драгоценный священный пояс Богородицы помог мне в моем испытании. Я никогда не забуду, что именно Екатерина поделилась им со мной, что она настолько небезразлична к моей судьбе, что доверила мне свое самое дорогое сокровище, чтобы помочь мне обрести величайшую радость.

– Боль есть, но святыня смягчила самое худшее.

Он осенил себя крестным знамением.

– Я проведу всенощное бдение, но тебе надо выпить крепкого эля и поспать.

Я киваю в ответ.

– А потом, после его крещения, мы устроим многодневные празднества, с турнирами и пирами в его честь.

– Такие же, как…

Он знает, что я думаю о празднествах в Вестминстере в честь сына Гарри.

– Еще лучше, – отвечает он. – А я отправлю гонца в Англию, чтобы тебе выслали твою часть наследства, чтобы ты могла надеть свои драгоценности. Так что, дорогая, выспись и скорее поправляйся.