Три слова о войне

Да, здесь, под густыми кронами они играли мальчишками; сюда отцы впервые приводили их на ресторанные чевапчичи[13] с малиновым лимонадом; здесь они влюблялись и приглашали свою избранницу на танец; здесь обучались бесхитростным па английского вальса; здесь они прогуливали своих молодых беременных жен и впервые катили детские коляски; тут покупали свои первые белградские газеты (которых давно уже здесь не видят), чтобы вырезать из них поминальные объявления и приклеить их к стволам платанов – вплоть до самых высоких и самых тонких ветвей, по которым стремятся в небо души покойников.

Памятник

Посреди войны, в апреле 1993 года, жители Требинья воздвигли памятник своему выдающемуся поэту Иовану Дучичу, через пятьдесят лет после его смерти в Чикаго.

Кипарисы самовлюбленно красовались посреди мирного Требинья.

Расцвели олеандры. Почем знать олеандрам, идет война или закончилась?

В далеком 1934 году Йован Дучич заплатил из своего кармана скульптору Томе Росандичу, чтобы тот вылепил, отлил в бронзе его любимого поэта Петра Петровича Негоша[14] и установил памятник под планами на самой красивой площади Герцеговины.

Чего только не происходило с бюстом Негоша! Каждый, кто заявлялся в этот прелестный городок, срывал свою злобу на черногорском владыке: его сбрасывали, таскали на веревке по городу, измазывали красной краской… Но жители Требинья всякий раз, освободившись от нечисти, возвращали святыню на постамент.

Когда на Требинье обрушились снаряды, первым делом памятник обложили патронными ящиками, набитыми песком. Эта башня из ящиков сама по себе была памятником. Она была куда лучше памятников, которые американец болгарского происхождения, знаменитый Христо, обматывал белой тканью, чем и прославился в мире.

Кому-то пришла в голову замечательная идея поставить памятник Дучичу на входе в посаженный им парк, точно напротив Негоша, чтобы владыка Черногории и король поэтов смотрели глаза в глаза и ночами напролет разговаривали досыта…

Но когда с бюста Дучича сняли полотно, оказалось, что великий герцеговинец действительно смотрит на Негоша, но владыка как бы смущенно отвел взгляд в сторону. Наверное, из-за той границы на Вилусах[15].

Полковник

Когда в далекие горы, в родные края отставного, лет под шестьдесят, Полковника докатилась война, он, страстный охотник, приказал жене собрать вещмешок.

– Собираешься на охоту? – спросила она.

– Нет. На войну! – ответил он и смазал охотничий карабин.

– Когда вернешься?

– Когда закончится.

Так он покинул серый жилой квартал в Новом Белграде, парковку и скамейки на увядшем и загаженном газоне, где его ровесники, тоже отставные офицеры, днем и ночью играли в шахматы старыми облупленными фигурами. Короче говоря, он сбросил с себя свою скучную жизнь, словно старую плащ-палатку, и по истечении бог знает скольких лет опять вдохнул полными легкими резкий воздух Герцеговины.

Он явился в только что созданный корпус и принялся профессионально приводить в порядок расхристанное крестьянское войско. Сначала его, как и прочих старых офицеров, обзывали коммунякой, но после нескольких атак под его началом, когда он бесстрашно поднимался из окопов, зауважали.

Как-то в разгар войны, когда он обучал новобранцев окапываться, родня, проживавшая в небольшом герцеговинском городке, сообщила ему, что возникли проблемы с отцом. «Приезжай как можно скорее!» – просили сестры. Он быстро собрался и на два дня покинул фронт.

Его сестры, две пожилые женщины, уже обзаведшиеся внуками (он тоже был дедом), жили отдельно от отца, старика восьмидесяти пяти лет, который пожелал остаться в старом семейном доме. Они каждый день приносили ему обед и ужин, а он, если ему что-то не нравилось, мог еще огреть обидчика палкой.

Полковнику хотелось верить, что дед не умирает, и он накупил для него подарков: сырые кофейные зерна, сахар-рафинад, сигареты и ракию. Но все оказалось намного хуже! Сестры со слезами на глазах рассказали, как отец опозорил их перед всем городком. Деда, вдовствующего уже четверть века, поймали на том, что ночами он навещает примерную вдовицу пятидесяти пяти лет. И вот теперь они, несчастные, из-за такого позора не смеют носа высунуть из дома! Так что Полковник должен с ним переговорить как мужчина с мужчиной. Нет, ты только подумай, ему ведь восемьдесят шестой пошел!

Что же случилось? Однажды, когда дед входил в дом вдовицы, он, как полагается, снял ботинки и оставил их у порога. Однако нашлись малолетние хулиганы, которые связали шнурки и закинули обутки на провода у дороги! Весь город опознал дедовы боты, поскольку только у него был пятьдесят седьмой размер обуви.

Полковник навестил старого отца, вручил подарки. Выпили ракии, поговорили, выкурили по сигаретке, а когда вернулся, сестры спросили, что он сказал деду.

– Чтобы в следующий раз не разувался! – ответил он и вернулся на фронт.

Стража