— Все равно, безобразие! — возмущался Лавров. Напрасно уговаривали его Уллубий и Джалалутдин проявить терпимость и пойти отведать праздничное угощение. Он решительно заявил, что ни за что не осквернит себя исполнением каких бы то ни было религиозных обрядов. Уллубию даже показалось, что он на них обиделся. Как бы то ни было, он сухо простился с ними, напомнив, что завтра будет объявлен приказ по полку о немедленной отправке на фронт.
— Хороший командир, — сказал Уллубий, тепло глядя ему вслед. — Как это говорится? Военная косточка!.. Но уж больно принципиален!
— В самом деле! — бурно поддержал Уллубия Джалалутдин. — Что плохого, если мы полакомимся хорошим хинкалом?
— Не волнуйся, — успокоил, его Уллубий. — Окажем честь твоему хинкалу! И мясо тоже не обидим, хоть оно и курбан-байрамское!.. Только вот удивительно мне, что ты умеешь хинкал готовить! Это занятие чабанское… А ты разве чабан? Ты ведь рабочий! Текстильщик!
— Не бойся! Хоть и текстильщик, а хинкал умею приготовить не хуже любого чабана! Сейчас сам убедишься!.. Кстати, тебя там еще один сюрприз ждет, получше хинкала…
— Какой еще сюрприз? — удивился Уллубий.
— Приехал парнишка один, совсем молоденький, лакец. Говорит, что ты его знаешь. Там у вас какая-то история была, с петухами…
— С какими петухами? — недоумевал Уллубий.
— Откуда я знаю, с какими? Встретишься с ним, он тебе сам все расскажет… Ну и холодина! И как ты только ходишь в этой тонкой шинелишке! Тебе бы шубу надо. И валенки.
— Еще чего! — усмехнулся Уллубий. — Ты что же, хочешь, чтобы в Дагестане, когда мы туда пробьемся, все потешались над моим видом?
— А ты уверен, что мы пробьемся? — спросил вдруг Джалалутдин.
— А ты уверен, что твой хинкал у тебя получится? — ответил вопросом на вопрос Уллубий.
— Сравнил тоже! — обиделся Джалалутдин.
— Разве можно, друг ты мой милый, отдаваться всей душой какому-нибудь делу, сомневаясь, увенчается ли оно успехом?
— Да, ты прав. Я сказал не подумав, — смутился Джалалутдин. — Если хочешь чего добиться, обязательно надо верить, что у тебя получится.
— А я не просто верю. Я твердо знаю, что все будет так, как мы задумали. Обязательно пробьемся! Иначе и быть не может! Ведь нас там ждут…
В многоместном номере старой купеческой гостиницы вкусно пахло вареным мясом. В углу весело потрескивали горящие поленья: там топилась буржуйка. На столе стояла четверть вина.
— Куда ты меня привел? — Уллубий сделал вид, что рассердился. — Вертеп какой-то!
— Хорошие ребята, Уллубий! Один раз за все время можно… Завтра ведь уезжаем. Я в Баку, а вы на фронт…
Все сидящие в комнате поднялись навстречу гостям. Узнав Буйпакского, вытянулись в струнку перед комиссаром полка. Одного из них Уллубий хорошо знал — это был Керим Мамедбеков, молодой, всегда серьезный азербайджанец. Он вел в Дагестанском полку культработу, собрал уже больше сотни книг, которые должны были заложить фундамент будущей полковой библиотеки. Керим был одним из самых активных дербентских большевиков. Он перебрался сюда летом, сопровождая добровольцев из Дагестана.
Джалалутдин представил Уллубию троих красноармейцев-татар. Уллубий поздоровался с каждым за руку. В сторонке, у стены стояли еще двое. Один, совсем юный, смуглолицый, приложил руку к шапке-ушанке, которая довольно нелепо сидела на его маленькой голове. Лицо его расплылось в улыбке. А второй, рыжеватый, с голубыми глазами, в куртке, туго подпоясанной офицерским ремнем, на котором болтался парабеллум, сделал шаг навстречу Уллубию.
— Анатолий? — с радостным изумлением воскликнул Уллубий. — Ты?!
Анатолий Володин крепко стиснул в объятиях старого своего однокашника. В двух словах он сообщил Уллубию все, что случилось с ним за время их разлуки. Когда Советская власть в Петровске пала, он перебрался в Баку. Оттуда с группой красноармейцев-связистов был направлен в Астрахань. Был ранен, попал в госпиталь. Узнав, что приехал Уллубий и собирает всех дагестанцев, твердо решил попроситься, чтобы тот взял его к себе, хотя он, Володин, и не дагестанец…
— Как это не дагестанец? — прервал его Уллубий. — Воевал за Дагестан? Значит, ты и есть самый настоящий дагестанец!
— А вот это, Уллубий, — вмешался Джалалутдин, — тот самый парень, про которого я тебе говорил. Это он про петухов рассказывал…
— Здравствуй, товарищ Буйнакский! — сказал парнишка в ушанке, так все это время и стоявший по стойке «смирно», приложив ладонь к виску. — Не узнал меня? Помнишь Темир-Хан-Шуру? Петухи дрались… А я и тот головорез в папахе — тоже как два петуха.
— Ах вот ты кто! — рассмеялся Уллубий. — Ну как же! Конечно, помню! Разве такое можно забыть?.. Вот только, как зовут тебя, не вспомню…
— Юсуп я… лакец… Помнишь, там, на митинге, когда этот пузатый имам выступал, мы с тобой Гаруна встретили! Помнишь? — не умолкал парень, радуясь, что Уллубий его узнал.
— Конечно, конечно! А как ты здесь очутился, Юсуп? — спросил Уллубий.