По их рассказам выходило, что Одиннадцатой армии, как таковой, уже не существует. Она распалась на группы и группки голодных, вконец измотанных людей, бесцельно бредущих по астраханским степям. Новый командующий Левандовский, назначенный вместо Сорокина, поставил перед собой только одну цель: сохранить остатки армии и привести их в Астрахань. Но и эта «программа-минимум» в нынешних условиях оказалась практически невыполнимой.
Догнав полк, Уллубий прежде всего распорядился, чтобы всем встреченным на пути бойцам Одиннадцатой армии оказывать медицинскую помощь, делиться с ними едой и обмундированием.
Медленно продвигаясь вперед, дагестанцы к вечеру подошли к небольшому не то хутору, не то овечьей кошаре. Залаяли собаки. Навстречу передовым отрядам полка выехала группа всадников.
Послышался оклик:
— Кто идет?
— Отдельный Дагестанский конный полк! — раздалось в ответ. — А вы кто? Одиннадцатая?
— Мы из оперативной группы Кирова!
Для Уллубия не явилось неожиданностью, что военная экспедиция из Москвы, возглавляемая Кировым, уже прибыла в Астрахань. Но меньше всего ожидал он встретить ее здесь, в этой пустынной, безлюдной степи.
— А Киров где? — спросил он, все еще не веря своим ушам.
— А вон там! Пойдемте провожу! — ответил молодой боец в полушубке и теплом заячьем треухе.
Это была и в самом деле бывшая чабанская кошара. Они вошли в просторный двор, обнесенный плетнем, обмазанным глиной. Во дворе стояло несколько грузовиков и запряженных лошадьми повозок. В них на соломе прямо под открытым небом лежали больные. Горели костры, кое-как согревавшие озябших бойцов. Сидя прямо на снегу, здоровенный мужик густым хриплым басом пел старую казацкую песню: «А под пид горо-ою, яром-долыно-ою, козаки йдутъ!..»
У входа в кошару были навалены какие-то мешки и ящики. У стены стояли винтовки, аккуратными горками были сложены гранаты. Уллубию преградили дорогу две женщины в полушубках. По повязкам на рукавах видно было, что это — сестры милосердия.
— У вас есть больные? — строго обратилась к Уллубию одна из них.
— Больные есть, но они там, на повозках, — растерянно ответил Уллубий. Он глядел поверх головы женщины, в приоткрытую дверь, изо всех сил стараясь понять, не галлюцинация ли это, не сон ли: неужто и в самом деле там, в двух шагах от него, — Киров.
Киров сидел на каком-то мешке, громоздившиеся перед ним ящики служили ему письменным столом. На этом импровизированном столе лежали папки с бумагами, медикаменты.
Он оглянулся и увидел в дверях Уллубия.
Они шагнули друг другу навстречу, обнялись.
— Ну что? — Киров откинулся и пристально вгляделся в лицо Уллубия. — Жив? Здоровье как?
— Как видите, Сергей Миронович! — развел руками Уллубий. — Здоров… Разве вот только нос слегка отморозил, — улыбнулся он и дотянулся указательным пальцем до кончика носа.
— А почему снегом не тер? — строго спросил Киров.
— Да я только что заметил, что отморозил…
— Безобразие! — возмутился Киров. — Где ваш ординарец?
Уллубий не успел ответить, как вперед выскочил Юсуп.
— Я, товарищ командир! Я ординарец!
— Что же это вы недоглядели? Нос своего комиссара не сберегли? Свой-то небось не забывали оттирать, вой как он у вас светится? А ну, быстро за снегом!
Юсуп выскочил за порог и мигом вернулся, неся полную горсть снега. Не слушая протестов Уллубия, Киров быстро и сноровисто, как будто всю жизнь только этим и занимался, растер его лицо.
— Ну вот, совсем другое дело, — удовлетворенно сказал он, когда нос Уллубия стал совсем пунцовым.
Они рассмеялись.
— А вот мой ординарец, — Киров показал на стоявшего у стены красноармейца с широким, как картофелина, носом, — так тот, наоборот, свой отморозил, а мой сохранил!
Юсуп заулыбался: только теперь он сообразил, что Киров шутил.
Киров рассказал, с какими трудностями они добрались из Москвы до Астрахани. А по приезде как снег на голову обрушилась на них весть о трагедии, постигшей Одиннадцатую армию.
— Пришлось из вагонов грузиться на автомашины, повозки, сани, телеги и — сюда, на помощь отступающим… Думал, может, еще удастся сохранить армию как боеспособную единицу. Но тут, на месте, сразу стало ясно: единственное, что мы можем сделать, — это спасти людей, оставшихся в живых. Этим и занимаемся. А люди все идут, идут… Каждый день прибывают новые группы…
— Может, вам нужна помощь? — спросил Уллубий.
— Нет, — покачал головой Киров. — Главное мы уже сделали: спасли от гибели и отправили в тыл тысячи людей. Теперь пора возвращаться в Астрахань. Да и вам, пожалуй, тоже…
— Как это? — удивился Уллубий. — У меня приказ идти на соединение с Астраханской дивизией…
— Это я беру на себя. Договорюсь с командованием. Прежде чем начинать серьезные военные действия против наседающего врага, необходимо в самом городе па-вести порядок. В первую очередь я хочу заняться Реввоенсоветом. И не скрою, товарищ Буйнакский, что очень рассчитываю тут на твою помощь. Ты что? Кажется, недоволен? Может, у тебя какие-то другие планы?
— Угадали, — признался Уллубий. — У меня возникла одна идея… Я хочу пробраться в Дагестан.