Три солнца. Сага о Елисеевых. Книга II. Дети

– Да забирай! Чай не одна баба в Петрограде, – пьяная компания поспешила ретироваться.

– Айда, провожу тебя. А то – неровен час еще охочие до такой красоты найдутся! – спаситель подал Глафире руку и легко поднял ее с земли.

Глаша послушно шла рядом. Она молчала.

– А ты смелая! – не унимался герой: – Даже не пискнула!

Уже около дома под одиноким неразбитым фонарем солдат развернул Глафиру к себе лицом.

– Меня Климом кличут. А тебя как? – спросил он, разглядывая спасенную женщину, красота которой в золотом свете фонаря приобретала какой-то сказочный флер.

– Глафира Петровна… – почти прошептала Глаша. Ей не хотелось стоять у дома с этим мужчиной. Митя мог увидеть их в окно и подумать Бог знает что.

– Ну вот, а то уж я думал – немая, – зычно захохотал богатырь: – Может, чаем угостишь спасителя?

Глаша опустила голову.

– Мужик что ль у тебя дома? – догадался Клим: – Чего ж он тебя одну ночью валандаться отпускает? Так и до беды недалеко. Я могу не всегда рядом оказаться. Ладно, иди уж… зябко…

Глафира поспешила к двери.

– Э, Глафира Петровна, ежели ты с работы шла, завтра в это же время пойдешь?

За женщиной уже захлопнулась дверь.

Глаша тихонько прошла в комнату. На кровати, не раздевшись, валялся пьяный Митя. Даже в таком безобразном виде он был невероятно красив. Его рука, безвольно свисающая с постели, могла заворожить истинного эстета элегантностью длинных пальцев и тонкостью запястья. С того самого дня, когда Митя крушил мебель, она больше не видела его трезвым. Он пропадал по несколько недель, потом возвращался. Если Глаша попадалась ему на глаза, то могла отхватить оплеуху или затрещину. Митя больше не любил ее. В его глазах она видела лишь брезгливость и отвращение. Между ними никогда более не было близости. Женщина порой думала, что надо бы забрать Тату и уйти, куда глаза глядят. Однако ее терзало чудовищное чувство вины перед Митей.

Глафира выглянула в окно. Клим еще не ушел, как будто собирался ждать ее до утра. Только теперь женщина обратила внимание, что ее спаситель тоже был вполне привлекателен. Это была красота былинного богатыря с квадратным лицом, светлыми глазами и соломенным вихром над густыми темными бровями.

XV

Последние месяцы Гришу мучала бессонница. В те короткие минуты, когда удавалось провалиться в забытье, возбужденный мозг выдавал кошмары. Но теперь уже реальность за окном была страшнее, чем любой плод воображения. Покойная сестра в подвенечном платье больше не пугала Григория. Наоборот, ему хотелось расспросить ее о том, что их ждет далее и узнать, каково тем, кто уже покинул этот бренный мир. К смерти Елены Ивановны Лиза не появилась. Вместо этого отчего-то приснилась племянница, дочь Александра Григорьевича, с которой он давно не виделся. Словно Гриша пришел провожать ее на вокзал. Она зашла в вагон и, прощаясь, махала ему из окна. Поезд тронулся, и в соседнем с ней окне вагона Григорий Григорьевич увидел покойную сестру в своем белом кружевном платье. Странный был сон. С неприятным осадком.

После кошмара о Пете, Григорий выяснил, что в тот момент сын был на грани жизни и смерти из-за испанки, но, слава Господу, уже поправился. Елисеев хлопотал, чтоб наследника отправили в отпуск в Петроград, но тот настоял, чтобы его приписали в действующую часть. Единственное, что мог сделать Григорий, это добиться, чтобы поручик воевал поближе к Гуле. Грише так было спокойнее. Старший брат всегда присматривал за этим оболтусом.

При первой же возможности Петя примчался в госпиталь в надежде увидеть рыжеволосую медсестру. Его терзали муки совести, он непременно хотел объясниться.

– Посмотрите на него! Явился, не запылился! Петр, прекрати больничные койки занимать! Раненых из-за тебя лечить негде! – Гуля сжал брата в объятиях так, что у того чуть не хрустнули ребра: – Исхудал! Но ничего, были б кости…

– А где же Татьяна? – едва поприветствовав и обняв брата, спросил офицер.

Гуля тяжело вздохнул, сел сам и усадил Петю.

– Месяц назад мы попали под артобстрел. В тот день несколько врачей и сестричек убило… Татьяна умерла мгновенно. Не мучилась.

Петя онемел. Он не мог поверить, что он со всеми своими прегрешениями и слабостями жив, а такой чистой, светлой девушки больше нет. Мир стал более серым и безобразным, лишившись такой красоты.

– Что у вас произошло? Я так и не решился тогда у нее спросить, – Гуля не мог смотреть на страдания брата. Он взял спирт, налил в рюмку, разбавил водой и сунул Петру: – Давай залпом.

После третьей рюмки, Петю немного отпустило.

– Гуля, что же я наделал? – он рассказал брату обо всем, что с ним приключилось – и про карточный долг, и про фиктивную женитьбу, и про прощальное письмо Тане.