Три стороны медали

— Легат… Когда-то это слово было синонимом военных заслуг и великой чести. А потом тысячелетия славы были перечеркнуты за каких-то полвека кровавых междоусобиц, Но вот прошло время и вновь такие мальчишки, забывшись, называют квартеров легатами, — Фириан с тоской посмотрел на гонца и замер, пораженный новой догадкой. — А не такая ли судьба ждет всех нас после этой битвы? Совсем недавно обласканные славой и успехом, как мы будем смотреть в глаза жителям империи, если конечно доберемся живыми до родной земли?

— Обойдется без подкреплений, старый маразматик, — зло пробормотал герцог Пигрил, жестом отослав мага. — Перегруппировку ему. Уррроооды! Проморгали врага на дургом берегу реки, позволили переправиться, а теперь еще и отступать вздумали? Лично отправлю в пыточный застенок каждого, кто без приказа выйдет из боя!

— Приммер, перегруппировка сил действительно необходима, — предпринял очередную попытку достучаться до разума брата императрицы Фирриан.

— Герцог, я понимаю, к чему ты ведешь, но мы не будем отступать. Сколько раз можно повторять! — командующий всех войск империи с бешенством уставился на него своими поросячьими глазками. Пигрил прекрасно помнил, что не пожелай он лично руководить вторжением, эту компанию возглавил бы герцог Альтрейни — секунд, после приммера второй офицер в армии. Ох как он сейчас жалел о своем опрометчивом порыве, но прислушиваться к советам соперника, наверняка желавшего ему полного разгрома, не собирался.

— Ясно, — кивнул Фирриан, отворачиваясь от Пигрила и с трудом разжимая пальцы, стиснувшие рукоять висящего на боку меча. За его спиной расслабились охранники командующего.

Герцог Альтрейни с виду оставался привычно спокойным, но внутри него все кипело от бешенства. Битва была проиграна, но этот проклятый боров не желал признавать, что теперь приходится думать не о триумфе, а о спасении остатков армии. Брат императрицы не допускал даже мысли, что его обхитрили, и винил во всем глупых советников. Но даже не это заставляло Фирриана иступлено желать командующему смерти.

Герцог Альтрейни с самого начала сражения не находил себе места. Тревога за старшего сына, возглавившего особый отряд, съедала изнутри. Когда стало понятно, что безумная затея провалилась и никто из гвардейцев и магов, посланных расправиться с зиранскими колдунами, не вернулся, он едва сдержался, чтобы не обнажить меч. Ему хотелось с иступленным криком накинуться на Пигрила, отправившего Эллиана на верную смерть, но сейчас было не время сводить счеты и мстить за сына. Проблемы императорской армии только начинались.

С небольшой возвышенности, где расположилась ставка командующего, открывался хороший обзор на правый фланг и центр поля боя, но вот левый фланг и изгиб реки укрывала цепь пологих холмов. Запыхавшиеся легионеры, первыми принесшие черную весть, едва не сорвали голос, пытаясь объяснить бойцам Сплава, охранявшим офицеров, почему им нужно срочно попасть к приммеру.

Интуиция опытного воина и командира давно твердила Фирриану, что у зиранцев в рукаве спрятан какой-то козырь, но даже он был потрясен, услышав, как в одночасье покрылась льдом широченная река, и на практически беззащитный фланг армии обрушилась тяжелая рыцарская конница.

Про герцога Пигрила не стоит и говорить — не меньше пяти минут у командующего ушло только на то, чтобы поверить солдатам. Он даже пригрозил бедолагам смертью и успел рассечь одному из них щеку (а заодно и потерять крупный рубин, ранее украшавший массивный золотой перстень), но, к счастью для них, прибыли гонцы от еще двух легионов, спешно пытавшихся перестроиться в напрасных попытках остановить натиск зиранских рыцарей.

Впрочем, по мнению герцога Альтрейни, лучше бы командующий и дальше не верил в происходящее. Едва брат королевы осознал, что уже запланированная победа уплывает из рук, то пришел в бешенство и начал сыпать такими приказами, что остальные офицеры только и хватались за голову.

Больше не доверяя никому из своих советников, Пигрил не придумал ничего лучше, чем приказать пехоте продолжить наступление, а конницу кратчайшим путем бросить навстречу зиранскому прорыву. На словах это звучало красиво, но реальность быстро расставила все по своим местам, и теперь гирская кавалерия, ранее сосредоточенная на правом фланге, топтала собственную пехоту, напрасно пытаясь пробиться через насыщенный центр армии.