Три ступени вверх

Выходить из квартиры в образе старухи побоялась (еще заметит кто-нибудь, донесет хозяйке), поэтому сложила все в большую матерчатую сумку, чтобы переодеться уже в машине. Мысль, что «матильда» тоже будет участвовать в маскараде, почему-то придавала уверенности.

Бродить страшной старухой возле дома Гестов оказалось очень весело. Правда, подходить близко – страшно. И Мия, припарковавшись в паре кварталов, прогуливалась по одной из поперечных улочек, лишь время от времени сворачивая на нужную. Ходила, пока ноги в осенних ботинках не начинали ныть от холода. Говорила себе: завтра – непременно, и возвращалась домой.

Только недели через две Мия почувствовала: пора!

Сперва было рассердилась сама на себя – зачем так рано приехала, воскресенье же, нечего тут в такое время ловить.

Но всего полчаса спустя к ажурным воротам подкатил небольшой, очень какой-то аккуратный джип. Притерся к обочине, встал, и из правой дверцы – с пассажирского то есть сиденья – выскочила Леля. Улыбнулась, помахала отъезжающей машине… Господи, неужели у нее – любовник? Вот было бы здорово! Однако, увы. За рулем высадившей Лелю машины Мия разглядела стриженую, но явно женскую голову.

Леля же почему-то не торопилась скрыться за воротами. Стояла, чуть улыбаясь, – очень красивая и неправдоподобно молодая.

Это было так обидно, что Мия не помнила, как оказалась рядом. Зашипела, забормотала из-под нависших полей джинсовой шляпы, из седых лохм:

– Чего вылупилась? Сытая, довольная? Нахапала, нагребла? Все себе, а остальным – фигу без масла!

Леля испуганно отшатнулась. Видеть ее страх оказалось так приятно, что Мия забыла о собственном, придвинулась еще ближе:

– Не век тебе жировать! Сдохнешь в собственной блевотине – всем на радость!

Леля принялась шарить по карманам – денег небось ободранной нищенке дать решила. Откупиться хочешь, злорадно подумала Мия.

– Засунь свои сраные деньги себе в… – и подробно объяснила, куда именно следует отправить милостыню. – Не откупишься!

– Что вам надо? Кто вы… – забормотала вконец перепуганная Леля. Губы дрожали, нежный румянец сменился сероватой бледностью.

– Судьба твоя, неуж не признала? – Мия широко ухмыльнулась. Перед выходом на маскарад она съедала горсть черники и прополаскивала зубы крепчайшим кофе – пить такой было совершенно невозможно, зато цвет получался загляденье! Желтовато-серый, мрачный, с Мииными зубами – белыми и блестящими – ничего общего!

Разойдясь, она даже замахнулась на застывшую в ужасе Лелю. Но не ударила, это лишнее, развернулась и засеменила за угол, где была припаркована «матильда».

– Молодцы мы с тобой? – засмеялась она, сдирая джинсовую панаму с торчащими из-под полей мохеровыми сединами. – Поехали домой! Хватит на сегодня, пожалуй.

3. Падение

– Мия! – Кажется, Янка плакала, что было совершенно невероятно. И все же в трубке явно слышались какие-то странные звуки – всхлипы, сопение, шмыгание носом. – Мия! – странным, как будто охрипшим голосом повторила Янка. – Папа… Папа…

Что?! Она едва не выронила телефон. Господи, неужели Ален рассказал дочери, что Мия… Так, стоп, одернула она сама себя, ну-ка быстро соображай! Что именно он мог рассказать? Если про то, что он и Мия… гм… встречаются, это как раз не страшно. Даже, в некотором смысле, совсем наоборот. Любовь-морковь, все дела, разрулим, сошлемся на неодолимую страсть и прочую романтику, оправдаемся, короче. А вот если проговорился, что Мия готова была лучшую подругу в психушку законопатить, чуть ли не настаивала на этом… Да, это похуже. «Новость» об их с Аленом романе можно повернуть и так, и эдак, в итоге, вероятно, и перетянув Янку на свою сторону или хотя бы постаравшись подать все так, чтобы не сделать из нее врага. А вот известие о том, что лучшая подруга – предательница… Да, это может создать массу проблем. Янка нервная, сверхэмоциональная (когда в уныние не впадает), психанет – и такие осколки полетят, что ничего не склеишь. Впрочем, и тут можно «в дурочку» сыграть – тебе же плохо было, я переживала, хотела как лучше, чтобы помогли… Главное – не оправдываться, а нападать. Но сперва – выяснить, в чем, собственно, дело. Глупее нет, когда кто-то начинает оправдываться, если его еще ни в чем не обвиняли.