Три ступени вверх

Поэтому использованный презерватив, упрятанный в аптечную баночку для анализов, покоился в морозилке (в початом пакете с овощным ассорти – чтоб не на виду) уже давным-давно. Так, на всякий случай. Мия сама читала, что эти, как они там называются, которые искусственным оплодотворением занимаются, донорскую сперму замораживают. Значит, морозилка – правильный метод сохранения «продукта». Помощь же этих, как их там, «специалистов» Мие без надобности. Не велика мудрость: выбрать подходящее время цикла… сейчас, кстати, как раз та самая – опасная – середина…

Она выдернула из морозилки пакет с овощной смесью, бросила в раковину, выковыряла оттуда баночку, отколупнула с нее примерзшие кусочки паприки, морковки и фасоли, поглядела зачем-то на свет.

Интересно, оживут ли «червячки»? Полной уверенности, конечно, не было. Но, с другой стороны, если не выйдет, она, собственно, ничего не теряет. Вот только решать надо быстро, сроки беременности сейчас определяют весьма точно… Так что сегодня-завтра – но никак не позже!

* * *

Факультетские девицы, распаленные газетными статьями, наперебой осаждали Мию вопросами. А говорят, его бандиты убили! А правда, у него сто любовниц было и у кого-то ревнивый муж оказался? А правда? А ты знаешь? Мия устало отнекивалась: нет, не в курсе, нет, ничего не слышала, да, дома у них несколько раз пересекались, милый дядька, нет, с тех пор у них не бывала… Иногда, озлившись, рявкала: сами позвоните и у Янки спросите, чего до меня-то докопались! Девицы моментально скисали: да ну, это как-то нехорошо, она же переживает… Деликатные они, оказывается, надо же!

В универе Янка после того своего звонка не появлялась.

Мия чувствовала себя, как воздушный шарик, зацепившийся за торчащую над крышей антенну: только что, булькая заполняющим нутро гелием, взмывал ввысь, к сияющему небу, в компанию легчайших белых облачков… И – цап! Ржавый железный штырь ухватил болтающуюся снизу ниточку, и все, финита ля комедия, окончен бал. В смысле, полет. Порывистый ветер еще дергает легкое тело, но растущая из крыши железяка держит крепко, дергай не дергай – не вырвешься. Никуда не улетишь. Так и будешь болтаться посередине, пока несущий вверх гелий весь потихоньку не вытечет – и повиснешь там унылой тряпочкой…

Она гнала, конечно, от себя это настроение, твердо помня: безнадежность – в голове, больше нигде. И каждое «ничего не выйдет» расширяет ту самую дырочку, через которую утекает поднимающий ввысь гелий, ускоряя превращение прекрасного летуна в бессмысленную тряпочку.

Так что она старалась думать позитивно. Но волны мутной безнадеги накатывали, стоило чуть ослабить контроль.

Погода, конечно, эти волны тоже подпитывала. Серое небо висело так низко, что, казалось, и не висело, а лежало: на темных, как будто грязных крышах и прямо на тротуарах. Там, где из-под чернеющих сугробов уже появились оттаявшие кусочки.

Но через несколько дней (еще и неделя закончиться не успела) Мия, выйдя после занятий на улицу, изумленно притормозила. Словно, пока она сидела в аудиториях, кто-то спешно поменял все декорации. Небо ослепительно синело где-то в недосягаемой выси, окаймляющая сугробы чернота превратилась вдруг в изысканнейшие кружева, и в них, пронизанных солнечными лучами, искрились и переливались крошечные бриллиантики – водяные капельки. В образовавшейся на тротуаре луже шумно плескались воробьи – Мия поежилась: все-таки до жары было еще далековато. А чуть дальше, под старой липой, темная от сырости кора которой тоже празднично поблескивала, у края тротуара стоял Янкин брат. В последний раз Мия видела его на летних каникулах, еще до… в общем, до всего: до путешествия в купе спального вагона, до романа с его и Янки отцом, до всех надежд…

Он-то тут что делает? Нет, что – понятно, ее дожидается. Но зачем? Ему же сейчас полагается мамочку за руку держать, слова утешающие говорить, стакан воды подавать…

– Привет! – как ни в чем не бывало поздоровался он.

Улыбнувшись, Мия кивнула – привет, мол. Удивительно, улыбка не потребовала ни малейшего усилия, губы изогнулись словно сами собой, и глаза – Мия не могла видеть себя со стороны, но будто бы видела, – глаза потеплели, заискрились, тоже заулыбались. Совершенно искренне. Она почувствовала, что появление Тошки ее… радует. Радует? Да, как это ни смешно. Радует. Как будто все вдруг стало как раньше: ни сложностей, ни безумных планов, ни необходимости хитрить.

– Мне в колледж нужно возвращаться, вот, захотелось перед отъездом на тебя глянуть, – деловито объяснил он, чуть улыбаясь простоватой, безличной улыбкой.

И тон у него был самый обыденный! Словно они старые приятели и почему бы им, раз уж он в Питере, не повидаться? Нет, ну если всех одноклассников зачислять в старые приятели, то да, ничего особенного. Но это же неправда! В школе Мия дружила только с Янкой, братец ее был сбоку припека. Посматривал на Мию не без интереса, но кто ж всерьез принимает школьные симпатии?

Три года прошло. И целая жизнь.