– Да мне к маме нужно, – неуверенно улыбнулась та.
– Ой, ну завтра к ней заскочишь, какие проблемы?
– Я каждый день заезжаю.
– Один-то день нельзя пропустить?
Яна замялась:
– Она сейчас… не очень хорошо себя чувствует. Но «Группа крови»… Ладно, сейчас позвоню, спрошу…
Она вытащила телефон, отошла на пару шагов:
– Ма! Ты прости, я сегодня, наверное, не смогу зайти… У нас тут компания образовалась… ты как, сегодня без меня проживешь?
Мия слушала, чувствуя, как внутри закипает злость: вот как у этой Лели так получается, что все с ней нянчиться готовы?
– Кулебяку? – неожиданно воскликнула Янка. – Народ, кто кулебяки хочет? Леля приглашает.
– А это удобно? – Мия изобразила смущение. – Такой гоп-компанией?
Янка слабо улыбнулась:
– Может, компанией еще и лучше… Поехали?
Мия весело кивнула, хотя внутри все кипело от злости. Ах, Леля, ах, нежная ромашка, ах, о ней заботиться нужно, не дай бог ранить ее чувства! О да, у нее трагедия, она мужа потеряла, но ведь Янка осталась без отца – и она с матерью нянчится, а не наоборот! У Мии, между прочим, тоже трагедия, а ей приходится жить как ни в чем не бывало. И даже хуже: нельзя, чтобы хоть кто-то догадался о том, что у нее – горе. Алик, правда, в курсе, но это случайно вышло, и можно надеяться, что он не проболтается. Да, ужасно несправедливо! Вот чего с этой Лелей так носиться? Можно подумать, она при смерти!
Умирающей Леля отнюдь не выглядела, отметила Мия полчаса спустя. Похудела вроде бы, побледнела (ну да в Питере все бледные), тени у глаз. Но ей, заразе, даже идет! Если говорить в терминах живописи, жизнерадостный акрил сменился туманной акварелью. Фея, чтоб ее!
Встретившаяся им на пороге Лелина мамаша Екатерина Владимировна визитом шумной развеселой компании была явно недовольна. Окинула их таким высокомерно-уничтожающим взором, какой могла бы устремить хозяйка аристократического салона на ввалившихся в гостиную грузчиков: и не скажешь ничего – сама вызвала, рояль передвинуть, и терпеть это безобразие мочи нет. Подумаешь, царица Савская!
Мия была слегка в курсе Янкиной генеалогии и знала, что Лелина мать родилась где-то близ Урала, поэтому глядела на «аристократические» потуги Екатерины Владимировны несколько насмешливо. Сама-то она пусть и «рабочая косточка», зато петербурженка в пятом поколении! По маме, во всяком случае. А эта, понаехавшая, строит тут из себя!
Вот дочке ее, Леле то есть, хватает такта и мозгов ничего такого из себя не изображать. И радушие, с которым она потчует внезапных гостей кулебякой, не вымученное, вполне себе искреннее. И кулебяка, кстати, вкуснющая! Мия глядела на хозяйку почти с симпатией. Представила в какой-то момент, как Ален проделывает с той всякие «штуки», на которые он был большой мастер, а женушка стонет, закатывает глаза, едва сознание не теряет от вожделения… Мия едва чаем не подавилась. Не от нахлынувшей ревности – от острого чувства превосходства: я все про тебя знаю, а ты про меня – ничего! Кулебякой угощаешь!
Алик вел себя как ангел: в меру и кстати острил, мило улыбался, расточал похвалы кулинарному мастерству хозяйки. Может ведь, когда захочет!
– Заходите еще, ребята! – улыбаясь, пригласила хозяйка, когда, воздав должное ее поварским талантам, гости засобирались восвояси. – Как будете мимо пробегать, так и заглядывайте! Ульяна, скажи своим приятелям, что ко мне можно попросту, и угостить в этом доме всегда найдется чем. Чего молчишь?
– Да я… Пусть заходят, конечно.
И несколько дней спустя Мия под надуманным предлогом опять напросилась к Леле в гости, уже без Яны. Зато с Аликом. И Конрада в компанию прихватила – не без умысла, конечно.
Леля ее звонку, казалось, удивилась, но «напоить чаем голодную молодежь» согласилась моментально. Еще и извинялась – мол, кулебяки сегодня нет.
Конрада Мия нейтрализовала, отведя его в сторону ради какого-то необязательного разговора. И себя заодно. Расчистив таким образом для Алика поле действия. И он не подкачал, разумеется. Что-что, а умение соблазнять у него было и впрямь инстинктивное, а это, знаете ли, гораздо круче, чем любой наработанный навык. Беседуя с Конрадом в эркере кухонного окна, Мия поглядывала на Алика, стоящего возле Лели, и восхищалась. Вот ничего вроде такого особенного не делает, но какие глаза! И нежность в них, и робость мальчишеская, и отчаянность – и почти невидимое за ними, но вполне ощущаемое желание. А голос! Опять ничего явного ни в словах, ни даже в интонациях – только намек. Тень намека. Да, Алик, конечно, дрянь первостатейная, но какой мастер! Молодец, мальчик, так держать!
Еще недели через две «мальчик» заявился продемонстрировать Мие новые часы – гораздо круче тех, что дарила ему предыдущая «мадама». Мия «залог любви» оценила, Алика похвалила и выставила, велев «держать ее в курсе». Почему ошалевшие от страсти дамочки дарят своим молодым любовникам именно часы?