Выставив Алика за дверь, она постояла немного в прихожей, прислушиваясь. К себе прислушиваясь, не к незримому присутствию «призрака Алена»! Не было никакого призрака! Не высасывала ключицы мучительная пустота, не мерещился скрежет ключа в замке, не шептал в темноте бесплотный (но такой явственный!) голос – ничего! Ничегошеньки!
Ощущение свободы было таким острым, что Мия засмеялась. Нет, пожалуй, не свободы. Власти. Она снова контролировала свою жизнь! И не только свою! Конечно, будут еще и плохие дни, и упадок настроения, но с кем не случается? Главное – она победила это отвратительное чувство полной беспомощности. Растерянности. Слабости. Она победила.
После консультации по французской литературе к Мие подошла Янка:
– Есть минутка?
Раньше Мия с Янкой почти на всех парах сидели рядом. Но с тех пор как осиротела, Янка держалась особняком. Забивалась в дальний угол аудитории, если кто-то подсаживался, молча перебиралась на другое место. Нет, не нарочито, скорее деловито. Если с ней заговаривали – отвечала, но сама ни к кому почти не обращалась. И вот – надо же. Либо близость грядущей сессии ее заставила воспрять, подумала Мия, либо все гораздо интереснее. Не в Алике ли дело? Подробностей она не знала, но пару раз он за последние недели все-таки звонил – похвастаться успехами в охмурении безутешной вдовы. Успехи, судя по его рассказам, имелись вполне ощутимые. И вряд ли Янке такое могло понравиться…
На сегодня в расписании стояла еще одна консультация, но до нее было часа два. Девушки взяли в автомате по стакану кофе и устроились в одной из пустых аудиторий. Янка молчала довольно долго, Мия уже начала мысленно конструировать подходящую реплику. Но, к счастью, не понадобилось.
– Ты этого Алика давно знаешь?
– Да примерно столько же, сколько и ты. Помнишь, после выпускного вместе гуляли? Хотя нет, я с ним чуть раньше познакомилась, он тогда на «Скорой» санитаром подрабатывал, приезжал с бригадой, когда мама… когда мамы не стало.
– Ой, прости…
– Да ничего.
– Я неправильно спросила. Давно, недавно – какая разница. Ты хорошо его знаешь?
– Ну… так. Средне. Если ты про любовь-морковь, то не-не-не, у меня с ним никогда ничего не было, одна сплошная френдзона.
– А тогда… ну помнишь, мы еще к Леле в гости заходили, тогда почему ты с ним была?
– М-м… Честно? Не помню. Сто лет прошло. А что стряслось-то?
– Он мне не нравится.
– А чего? Клеится, что ли? Скажи «досвидос, паря», и без проблем. Алик не из тех, кто банным листом цепляется.
– А из каких он?
– В смысле?
– Ты говоришь – не из тех, кто цепляется. А из каких?
– Да черт его знает! Парень как парень, тусить с ним прикольно. Ян, скажи толком, в чем дело? Ничего не понимаю.
– Я сама не понимаю. Но он теперь каждый день у Ле… у мамы бывает.
Мия отметила, что сперва Янка хотела назвать мать по имени, как это было у них всегда заведено, но моментально исправила «оговорку».
– И? – начала она с вопросительной интонацией и тут же сама себя оборвала, якобы дошло. – Ах ты ж черт побери! Ухаживает, что ли? То-то я в прошлый раз отметила, что Алик как-то вздрагивает не по делу и дышит не так чтоб ровно. Думала, померещилось. А оно вон чего!
Янкины глаза вдруг ожили:
– Ты думаешь, он на самом деле в нее влюбился? Она же… на двадцать лет его старше!
– Ну… на лбу-то у нее не написано, сколько ей лет. Мама твоя и сейчас круче многих двадцатилетних выглядит, так что, подозреваю, в нее многие влюбляются.
– Думаешь, и Алик?
– Да ничего я не думаю! Откуда мне знать? Хотя… кажется, он и раньше предпочитал дам… постарше. Кто-то что-то такое говорил…
– Он мне не нравится, – повторила Янка. – Он как пластмассовое яблоко на витрине: яркое, блестящее, слюнки текут – а не укусишь.
– Ты полагаешь… – задумчиво произнесла Мия, старательно скрывая обуревавший ее восторг. – Ты полагаешь, что Алик за Лелей ухаживает из каких-то… прагматических соображений?
– Не знаю, – убитым голосом ответила Янка. – Не верю я ему. Мама-то в восторге… Аж смотреть тошно!
– Может, ты ревнуешь просто? Ну вроде, «башмаков еще не износила»…
Янка досадливо поморщилась:
– Не знаю. Противно. Как она может?.. Нет, на самом деле я неправду говорю. Если у нее что-то там зажглось – ладно. А то она совсем было… В общем, если ей действительно захотелось… пусть. Только я не верю. И главное, мне Алик не нравится. Мутный он какой-то.
– Ну поговори с ней…
– Она и слушать не станет. Как будто пелена какая-то перед ней.
– Пелена, говоришь? Так смени рамку, раз пелена.
– Рамку?
– Рамку. Помнишь, мы с тобой на спецсеминар по НЛП бегали? Еще сидели в углу и тряслись, что нас заметят и выставят – типа, чужие пробрались. Я, правда, толком уже не помню, чего там втирали, но насчет рамок… Хотя, может, и путаю, и это вообще не оттуда…
– Да что – оттуда-то?
– Если слышишь топот копыт, в первую очередь думаешь о лошадях – не о зебрах.
– И что?