Три ступени вверх

Взгляд, брошенный им в этот момент в сторону съежившегося в углу диванчика Алика, отозвался в голове Мии как будто звонким щелчком. Нет, не щелчком – вспышкой. Мия и раньше неплохо читала по лицам и жестам, но сейчас она буквально увидела все сиюминутные мысли и чувства большого (во всех смыслах) гостя. На круглом, не слишком выразительном лице отражалась странная смесь брезгливости, удовлетворения и чего-то сродни восхищению.

Самое смешное, думал Вадим Леонтьевич, что мальчик говорит абсолютно искренне. Действительно, что такого? У «нее» есть деньги, а ему «нужно». Впрочем, «ей» мальчик оказался довольно полезен. Так что довольно того, что он напуган…

Мия не могла быть, конечно, уверена, что верно прочитала его мысли, но, словно подхваченная какой-то волной, моментально отразила на собственном лице приблизительно ту же гамму чувств.

– Алик, солнышко, – пропела она сладким-пресладким голоском, – ты не забыл, что мне заниматься нужно? Я тебя сразу предупредила: не больше чем на полчаса. Ферштейн?

– Чего?

– Отправляйся, говорю, не маячь. Полчаса прошли давно.

– Простите, что отнял ваше время, – улыбнулся Рерих.

– Ничего, – кивнула Мия. – Я позанималась пока.

Вместо того чтобы, сказав «до свидания», удалиться, он почему-то дождался, пока Алик натянет ветровку, сунет ноги в кроссовки и выскочит за дверь. И только после этого подал прощальную реплику:

– Всего наилучшего, Мия, – и руку ей поцеловал!

И взгляд, брошенный на нее с порога, был не просто вежлив. Он светился участием. Или даже… сочувствием?

Какого черта?! В смысле – с какой стати? Он же на «той» стороне! На стороне Лели! Как он может Мии сочувствовать? Как он, простите, смеет? Формула «лучше быть объектом зависти, нежели сочувствия» крутилась где-то под горлом едким горячим комком. Мия шагнула в ванную, ополоснула лицо холодной водой, глянула в зеркало – глаза сверкали каким-то горячечным блеском. Над костяшками пальцев, там, где руки коснулись губы незваного гостя, чувствовался холодок – как от ментоловой мази.

Через минуту, за которую было выпито два стакана воды, беспомощная растерянность сменилась привычной собранностью, почти злостью. Подумаешь, понимающий какой выискался! Сочувствует он, видите ли, осиротевшей любовнице погибшего друга! Что ей с этого сочувствия, кроме бессильного отчаяния?

Еще минут через пять она смогла убедить себя, что ничего «такого» на самом деле не было, «тот» взгляд ей просто почудился.

* * *

Сессию Мия сдала едва ли не лучше, чем всегда. Сосредоточиться на простых понятных вещах вроде подготовки к экзаменам – это был отличный способ не дать себе раскиснуть. Растеряться. Впасть в панику, в уныние, в депрессию. Она же не Янка, в конце-то концов, ей никто соломки при падении не подстелит. Сама, все сама.

После сессии – словно батарейку вынули. Или какой-то стержень, что ли. Мия внезапно ощутила течение времени: стремительное, неудержимое, безжалостное. Ощутила не мозгом – кожей, сердцем и, чего греха таить, всем прочим… ливером. Невозможно было продолжать говорить себе «я подумаю об этом завтра». Завтра, строго говоря, уже наступило. Нужно было что-то делать. Принимать какие-то решения, действовать, куда-то двигаться.

Куда-то – хорошее слово. Можно подумать, у нее богатый выбор. Всего два варианта: попытаться чего-то добиться от Лели или устроить большой скандал в СМИ.

Когда, переодевшись старухой (кажется, миллион лет назад), Мия бросала счастливой Леле в лицо гадкие, даже угрожающие фразы – это было почти весело. Старухины тряпки – отличный маскарадный костюм вышел! – защищали, как… броня. Хотя нет, какая там броня, внутри все так и тряслось. Сколько раз Мия, переодевшись, преследовала Лелю? Четыре? Пять? Шесть? И только в последний раз отважилась подойти и заговорить. Получилось неплохо, но, увы, без продолжения. Днем Мия гордилась своей смелостью, а вечером Янка, рыдая в трубку, сообщила, что Ален утонул.

Экая ирония судьбы – именно в тот день, когда Мие показалось, что она начинает брать ситуацию под свой контроль. Хотя бы отчасти. Размечталась! И главное, тела-то не нашли, поэтому похорон даже не намечалось. Похороны давали бы неплохой шанс подойти к Леле вплотную…

Дня через два, опять в костюме старухи, она все-таки съездила к их дому. Подкараулить свежеиспеченную вдову и слегка подпортить ей удовольствие (конечно, удовольствие: она же теперь богата и свободна!), немного дегтя добавить в этот мед казалось неплохой идеей. Или, быть может, кипящий внутри адреналин требовал действий?

Но у дома клубились папарацци. Пришлось возвращаться несолоно хлебавши.