Три ступени вверх

– Куда вы! Да еще в таком виде! – выскочившая следом медсестра (или санитарка, может? Мия их пока не различала) схватила Регину за локоть, попыталась остановить, вытащить из палаты. Регина досадливо дернула плечом, стряхивая помеху:

– Я работаю, непонятно?

– Да нельзя же…

Вздохнув, Регина вернулась за ширму, до Мии донесся яростный шепот: помреж в чем-то медсестру убеждала, та возражала, похоже. Победа, впрочем, осталась за Региной. Кто бы сомневался. У самой Мии никто и не подумал ничего спросить. Она сжала зубы: не надо ей никакой Регины! К черту ее! Но кого это волнует? Подумаешь, лежит замотанная в бинты кукла, ей ли решать, что с ней делать станут. Сломанная кукла…

– Так… – Регина деловито придвинула к Мииной кровати стул, уселась, оглядела девушку, так же деловито, оценивающе. – Оператора я не привезла, придется выкручиваться. Ладно, здешние тоже могут прилично снять, договорюсь. Или… – Она задумчиво поцокала языком. – Вообще-то врачи говорят, ты вполне в состоянии двигаться… Нет, – перебила она сама себя. – Без больничных кадров будет уже совсем не то. Значит, снимем здесь, потом…

– Откуда вы узнали? – перебила она торопливую Регинину скороговорку.

Та на мгновение замялась:

– Ну… да так, неважно. Журналисты свои источники не сдают, – она широко, по-акульи, улыбнулась. – Какая тебе разница? Главное – я здесь.

Интересно, у нее в полиции информатор или в «Скорой»? Или сразу и там, и там – чтобы вовремя «жареное» ухватить? Чтобы раньше всех? Мие вспомнился недавний скандал: умирал известный артист, и «девочку» с какого-то телеканала поймали на том, что она обещала его врачу «гонорар», если тот сообщит о кончине «народного и заслуженного» именно ей – и сразу. «Девочка» делала большие глаза: а что такого, я просто выполняла свою работу. Ее, кажется, все-таки уволили. Или нет? Впрочем, какая действительно разница? Из полиции Регине сообщили о несчастном случае с Мией или со «Скорой»? Главное – сообщили. И она здесь.

– Регина, я не…

– Ничего не бойся, я все устрою. Можно в аэропорт тебя прямо на «Скорой» привезти… и в Москве так же сделаем, и снимем в процессе… Очень даже драматичненько будет…

– Ничего не надо устраивать, – перебила ее Мия. – Я не стану…

– Что ты такое говоришь? Чего ты не станешь?

– Я. Не. Стану. Сниматься, – раздельно, почти по слогам, повторила Мия.

Регина расхохоталась – словно услышала замечательную шутку.

– Конечно, ты станешь! Такое продолжение истории! Разве можно этот шанс упускать?! И, – она подмигнула, – думаю, мы обсудим гонорарную ставочку. В сторону увеличения…

Господи, какая мерзкая у нее улыбка, как же Мия раньше этого не замечала! Не замечала, потому что не приглядывалась. И в голову даже не приходило. Помреж – персона полезная, а глядеть на нее незачем, детей вместе не крестить. А теперь… Бр-р… Словно в протухшее варенье вляпалась, в липкое и вонючее. Или в коровью лепешку. За всю свою недолгую жизнь Мия ни разу не бывала в деревне и коровьей лепешки «живьем» отродясь не видала. Но если верить литературе и кино, более липкой и вонючей субстанции не найдешь. Тьфу, пакость какая!

А ведь дело-то, прошелестел в голове тихий голосок, вовсе не в том, что «субстанция» противная. И что воняет – тоже полбеды. А вот липкая – это да… Наступишь – не отскребешь.

– Уходите.

Мия постаралась произнести это со всей мыслимой твердостью, но где там! Госпожа помреж таких «твердых» на завтрак пачками глотает.

– Мия, девочка моя, – защебетала Регина, – я все понимаю, ты в стрессе, тебе тяжело… – На ухоженном ее личике не наблюдалось ни понимания, ни сочувствия, лишь досадливое нетерпение.

Да она же бульдозер, подумала вдруг Мия. Бульдозер с идеальной прической, костюмом и косметикой. Или, к примеру, носорог. Тот, что из популярной поговорки: у носорога плохое зрение, но при его размерах это проблемы окружающих.

Медленно вдохнув и так же медленно выдохнув, она произнесла, четко проговаривая каждое слово:

– Я не ваша девочка. И, строго говоря, вообще ничья. И не девочка. В стрессе я или нет, не ваше дело. Я не стану сниматься в вашей программе для идиотов. Ясно?

Однако госпожа помреж ее реплику – хотя и довольно длинную – как будто вовсе не услышала. Видимо, у носорога не только зрение плохое, но и слух.