Три тени на краю бездны

Отвернулась, плечи замерли напряженно. А он окинул тоскливым взглядом выстиранный хлопок постельного белья, тумбочку без одной ножки, книжный шкаф, заставленный доверху.

— Знаю, говорили. И всё же...

Она вскинулась, метнула в него острый, полный яда взгляд, молча развернулась и вышла из комнаты.

Ему осталось лишь в бессильной ярости хлестнуть ладонью по подушке.

***

Остаток ночи она проплакала на кухне, он метался по спальне загнанным зверем. Несколько раз пытался поговорить — и отступал, сметенный волной гнева, жалости, презрения.

За час до рассвета он тяжело вздохнул, оделся, снял с крючка крылья, но не стал надевать, перебросил за спину, как ненужную ветошь. И вышел во двор.

Звезды мерцали в темном пока ещё небе. Где-то натужно и хрипло лаяла собака.

Он отошел в сторону, вынул из кармана брюк смятую пачку сигарет, чиркнул спичкой, закурил, втягивая едкий, мерзкий дым.

Смотрел, как ночную тьму разорвали яркие вспышки. Воздух запел тревожным стоном. Ещё мгновение, и неразличимый во тьме снаряд рухнул на её дом, разбивая в пыль то, что было его миром.

Полыхнуло пламя, сноп искр взметнулся до самого неба. Послышались крики, топот шагов, во тьме замелькали силуэты перепуганных людей. Кто-то спешил разобрать завалы, кто-то силился сбить огонь. Без толку.

Белые крылья он зашвырнул в ревущее пламя без малейшей жалости. И просто стоял и смотрел на то, что осталось от его воспоминаний.

***

— Всё никак не сдашься? — из темноты в круг света шагнул мужчина в дорогом черном пальто, шляпе, лаковых туфлях, перчатках из тонкой кожи и с тростью. — Нет, даже при моей любви к шуткам вынужден признать, что эта затянулась. Пора уже забыть об этой женщине. Тебе не спасти то, что хочет погибнуть.

Ответом ему стала кривая улыбка и полное презрения молчание.

— Послушай, — лицо неожиданного гостя стало предельно серьезным. — Оставь эту затею. Право, сколько раз ты уже пытался? Десять? Двадцать? Пятьдесят? Сто? Итог один. Это её выбор.

Он играючи шагнул  сквозь огонь и завалы. Пинком раскидал обломки, склонился, вглядываясь в перемазанное пылью бледное лицо со страшной раной над левой бровью. Присел на корточки, прикрыл остекленевшие глаза.

Никто из безликих теней вокруг не обратил на дерзкого визитера внимания. А он отряхнул полы плаща, выругался тихо, рассматривая пятна сажи на лаковой коже, и вернулся к замершему недвижно мужчине.

— Отпусти. Дай ей покой, наконец.

— Никогда.

— Болван упертый, — раздраженно рыкнул гость. — Думаешь, это милосердие? Даже если наутро она не вспоминает о вчерашнем дне, боль, которую она чувствует каждый раз, настоящая.

— Как и любовь.

Он впервые повернулся к собеседнику, пристально вглядываясь в полумрак между шляпой и поднятым воротником.

— Хочешь ещё одну попытку? — тоскливо уточнил гость. — Сил моих нет на это смотреть, клянусь. Но, если считаешь, что так будет справедливо...

— Однажды она услышит меня. И поймет. И согласится уйти.

Гость покачал головой, щелкнул пальцами, унимая огонь. Минуту посмотрел, как серый пепел подергивает раскаленные угли, потом отвернулся, ободряюще хлопнул собеседника по плечу и, насвистывая незатейливую мелодию, скрылся во тьме.

***

Когда взошло солнце, головешки потухли окончательно.

Когда добралось до зенита — из обломков начали подниматься стены, ещё через час — осколки собрались в стекла, а за ними мелькнули листья увядших в горшках цветов.

Когда светило покатилось к горизонту, человек устало повел плечами, разминая тяжелые белые крылья.

В окне мелькнуло знакомое, чуть усталое, но бесконечно дорогое лицо.

За час до заката он вошел в ее дом, повесил крылья на маленький медный крючок у порога и сказал:

— Здравствуй.

Тень вторая. Где можно записаться на войну?

— Где у вас тут можно записаться на войну?

Мужчина лет сорока пяти, невысокий, в очках и клетчатом пиджаке нервно теребил в руках мятую серую бумажку.

— Вам на какую? — скучающим тоном поинтересовалась помятая жизнью дама с выбеленными волосами и ногтями цвета переспелой вишни. — Гендерную, социальную или вы из этих, идеологических?

— Сам не знаю, не подскажите? — осторожно поинтересовался мужчина. — Мне вот... прислали по почте...

Он протянул даме направление, она взяла брезгливо двумя пальцами, прочла бегло, вернула.

— Н-ну, — протянула раздраженно. — Мужчина, вы читать умеете? Тут написано «в отдел распределения», а у нас отдел сортировки новобранцев.

— А это не одно и тоже? — осторожно поинтересовался он. — Вы простите, я в университете работал, историю средних веков преподавал, плохо разбираюсь в современности...

— Не задерживайте очередь! — рявкнула тётка. — Выйдите в коридор, вверх по лестнице, триста восемнадцатая с десяти до четырнадцати по вторникам и средам. И записывайтесь заранее.

— Но ведь сегодня как раз вторник, одиннадцать утра.

— Ну, не знаю. Может, и успеете до обеда проскочить.

— А обед когда?

— С двенадцати до часу! — рыкнула она, хлопнув ладонью по столу. — Не задерживайте очередь!

Мужчина обернулся и обозрел совершенно пустую приемную и такой же пустой коридор за стеклянной дверью.

— Но...