Три тополя

— Всю деревню измытарила. — Цыганка натощак закурила новую папиросу от еще дымившей старой. — Ей кричат: жива ли? А она ни слова.

— Кабы я себя живой считала, чего не крикнуть: думала, мертвая.

— Мужики по бревнышку избу тащат, шапки сбросили, как в церкви или на кладбище, детвора и та притихла, чтобы услыхать, если жива, бабы в слезах по покойнице, а она горя себе не знает, лежит. — Цыганка рассказывала весело, охотно: ведь подарило же их скучную жизнь, озарило необыкновенным событием. — Руки из-под одеяла выпростала, на груди сложила, кровать чугунная, спинки крепкие, потолочные доски на них и упали. У Паши глаза закрытые, под мусором, под пылью, прямо святые мощи покоятся. Бабы в голос, и Паша следом в слезы: поняла, что не мертвая, избу пожалела.

— Тогда только и поняла, когда голос Лизки Холоповой признала, — оживилась Лебедева. — Лизке-то, думаю, на том свете чего делать? Она там всех чертей сколготит. — Собственная шутка, видно не раз уже повторенная, показалась вдруг Паше чрезмерной, и она сказала смиренно: — Вот как я в погорельцы попала: без огня, а в полымя. Фартук на мне — и тот Катин, видишь, короток? — Длиннопалыми руками с ветвистыми выступами вен она провела по переднику, жест был легкий, по-девичьи стыдливый, и спрятала руки в накладных карманах. — Уже лет двадцать я со своей избой рядилась: кто кого переживет. Думала, она меня проводит, а вышло не по-моему. Такая уж моя судьба, — закончила Паша строго, — весь свой род пережить.

— Вам новую избу должны поставить, — начал Капустин уважительно, но недоуменное, предостерегающее движение в сонных глазах Кати остановило его: он будто все-таки спроваживал ее отсюда.

— Я который год отдыхаю, а народ в трудах, — отозвалась Паша, ее честный, прямодушный ум ни в чем его не заподозрил. — Неужто тыщи на меня изводить? А за сотни нынче избы не срубишь. Помню, сама при хозяйстве была: каждый рубль в ладошке держишь, смотришь, куда вернее положить, пока руку не прожжет.

— Теперь по-другому живут, — возразила Цыганка.

— Как бросали на счетах, так и нынче бросают. Деньги всегда учет любят.

— Больше их стало, Лебедева! В миллионщики вышли.