А год спустя, согреваясь за поминальным столом после разговора с Вязовкиной под ледяным дождем, у черных яблок, Алексей опасался ее прихода: не послушается она его, приволочит на поминки тяжелое брюхо, выпьет за помин души Маши Капустиной, и никто не прикрикнет, не скажет, что бабе на сносях пить нельзя, и он промолчит — не ему теперь поучать Сашу, жизнь ее определилась, все у нее ладом, не мимо, не пронесло, не обошлось, — пусть живет счастливо, как может.
Вязовкина на поминки не пришла. Появилась под утро, когда Алексей уснул, а Цыганка кончала убираться. «Иди, там Александра Прокимнова явилась». Спросонья он не понял, о ком речь. «Ну, Саша… Саша Вязовкина. Ей на ферму, а она вон какой крюк дала…» Тетка снова была в скорби, хотя при людях, на поминках оживилась, улыбалась выпяченным обезьяньим ртом, даже подпевала бабам хриплым, никак не попадавшим в лад голосом.