Три товарища и другие романы

— Хорошо. А я пока поиграю с Антонио в шахматы. Я здесь научилась.

Я отправился в контору и заявил, что остаюсь здесь на длительное время и хочу получить комнату на одном этаже с Пат. Пожилая дама без бюста посмотрела на меня уничтожающим взглядом и отклонила мою просьбу, сославшись на заведенный порядок.

— А кто завел его? — спросил я.

— Дирекция, — парировала дама, тщательно разглаживая складки своего платья.

В конце концов она раздраженно бросила мне, что исключение может сделать только главный врач.

— Но он уже ушел, — добавила она. — А тревожить его вечером дома можно только по служебным делам.

— Прекрасно, — сказал я. — Как раз по служебному делу я и хочу его побеспокоить. По делу, касающемуся заведенного распорядка.

Главный врач жил в небольшом доме рядом с санаторием. Он сразу же принял меня и немедленно дал разрешение.

— Вот уж не думал, что все окажется так просто, — признался я.

Он рассмеялся.

— А, так вы имели дело со старухой Рексрот? Я ей сейчас позвоню.

Я вернулся в контору. Старуха Рексрот сочла за благо с достоинством удалиться, увидев вызывающую мину на моем лице. Я уладил формальности с секретаршей и поручил швейцару перенести мои вещи и раздобыть для меня пару бутылок. Потом я пошел к Пат.

— Ну как, удалось? — спросила она.

— Пока нет, но через несколько дней я добьюсь этого.

— Как жаль. — Она опрокинула шахматные фигуры и встала.

— Что будем делать? — спросил я. — Пойдем в бар?

— По вечерам мы часто играем в карты, — сказал Антонио: — Здесь порой дует фен, и это чувствительно. А за картами все забываешь.

— Ты играешь в карты, Пат? — удивился я. — Во что же ты умеешь играть? В подкидного да раскладывать пасьянс?

— В покер, милый, — заявила Пат.

Я засмеялся.

— Она действительно умеет, — подтвердил Антонио. — Только очень уж безрассудна. Блефует отчаянно.

— Я тоже, — заметил я. — Что ж, в таком случае надо попробовать.

Мы устроились в углу и приступили к игре. Пат совсем неплохо освоила покер. Блефовала она действительно так, что чертям становилось тошно. Час спустя Антонио показал на окно. Там шел снег. Большие хлопья медленно, будто раздумывая, падали почти вертикально.

— Ветра нет ни малейшего, — сказал Антонио. — Значит, будет много снега.

— Где сейчас может быть Кестер? — спросила Пат.

— Он уже миновал перевал, — ответил я. На мгновение я отчетливо представил себе, как Кестер с «Карлом» пробираются сквозь снежную ночь, и все вдруг показалось мне нереальным — что я сижу здесь, что Кестер где-то в пути и что Пат рядом со мной. Она улыбалась мне счастливой улыбкой, упершись в стол рукой, в которой держала карты.

— Ну что же ты, Робби, ходи!

Пробравшись через весь зал, за нашими спинами остановился пушечный снаряд и стал благодушно комментировать ход игры. Вероятно, его жена уснула, а он томился от скуки. Я положил карты на стол и ядовито сверлил его глазами до тех пор, пока он не ушел.

— Не очень-то ты любезен, — удовлетворенно произнесла Пат.

— Чего нет, того нет, — сказал я. — И не желаю быть любезным.

Потом мы пошли в бар и выпили несколько «Особых» коктейлей. Потом Пат должна была отправляться спать. Я простился с ней в ресторане. Она медленно поднялась по лестнице, остановилась и оглянулась, перед тем как свернуть в коридор. Выждав немного, я взял в приемной ключ от своей комнаты. Маленькая секретарша улыбнулась мне.

— Семьдесят восьмой номер, — сказала она.

Это была комната рядом с Пат.

— Неужто так распорядилась фройляйн Рексрот? — спросил я.

— Нет, фройляйн Рексрот сейчас в молитвенном доме.

— Да будут благословенны его стены, — проговорил я и быстро поднялся наверх. Мои вещи были уже распакованы.

Через полчаса я постучал в боковую дверь, соединявшую обе комнаты.

— Кто там? — спросила Пат.

— Полиция нравов, — ответил я.

Ключ звякнул, и дверь распахнулась.

— Робби, ты? — произнесла опешившая Пат.

— Победитель фройляйн Рексрот собственной персоной! А также обладатель коньяка и «Порто-Ронко». — Я вытащил бутылки из карманов халата. — А теперь отвечай мне немедля: сколько мужчин здесь уже побывало?

— Ну, на футбольную команду с филармоническим оркестром наберется! — рассмеялась Пат. — Ах, милый, теперь опять наступили прежние времена.

Она заснула на моем плече. Я долго не мог сомкнуть глаза. В углу комнаты горел ночник. Снежные хлопья тихонько стучались в окно, и казалось, что время остановилось в этом зыбком золотисто-коричневом полумраке. В комнате было очень тепло. Иногда потрескивали трубы центрального отопления. Пат пошевелилась во сне, и одеяло, шурша, медленно сползло на пол. Какая отливающая бронзой кожа! Какой чудесный изгиб этих тонких коленей! Какой тайной негой дышит эта грудь! Ее волосы касались моего плеча, под моими губами бился пульс ее руки. И ты должна умереть?! Нет, ты не можешь умереть. Ведь ты — это счастье.

Осторожным движением я снова натянул одеяло. Пат что-то пробормотала во сне и, умолкнув, медленно нашарила рукой мою голову и обняла за шею.

XXVII

Все последующие дни непрерывно шел снег. У Пат повысилась температура, и она должна была оставаться в постели. В санатории температурили многие.