Три товарища и другие романы

Да, попробуй включи, когда выключатель возле двери, а встать никто не может. Я давлю на кнопку большим пальцем, пока он не немеет. Сестра не иначе как заснула. Работы у них полным-полно, еще днем все из сил выбиваются. Вдобавок постоянные молитвы.

— Как насчет бутылками шандарахнуть? — спрашивает Йозеф Хамахер, обладатель справки.

— Она звонка не слышит, а уж это тем более пропустит мимо ушей.

Наконец дверь отворяется. На пороге стоит недовольная старушенция. Но, увидев, что творится с Францем, в спешке кричит:

— Почему мне не сообщили?

— Так мы же звонили. А ходячих здесь нету.

Кровотечение сильное, Францу делают перевязку.

Утром мы видим его лицо, заострившееся и пожелтевшее, а ведь вечером выглядело почти здоровым. Сестры теперь заходят чаще.

* * *

Иногда это сестры-помощницы из Красного Креста. Добродушные, но подчас довольно неуклюжие. Перестилая постель, часто причиняют боль, пугаются, а со страху делают еще больнее.

Монахини надежнее. Знают, как обращаться с ранеными, но им бы очень не помешало быть чуть повеселее. Впрочем, у некоторых чувство юмора есть, и вот они совершенно замечательные. Ну кому бы не хотелось исполнить любое желание сестры Либертины, чудесной сестры, которая поднимает настроение всему крылу, даже когда ее просто видно вдалеке? И она не одна такая. За них мы бы в огонь пошли. Здесь вправду жаловаться не на что, монахини относятся к нам прямо как к гражданским. Вспомнишь о гарнизонных лазаретах, где надо лежать, как бы вскинув руку к козырьку, так просто страх берет.

Силы к Францу Вехтеру не возвращаются. И однажды его увозят из палаты. Йозеф Хамахер со знанием дела объясняет:

— Больше мы его не увидим. В мертвецкую его отвезли.

— Куда-куда? — переспрашивает Кропп.

— Ну, в смертную палату…

— А что это?

— Маленькая угловая палата, в этом крыле. Кому недолго осталось, переводят туда. Там две койки. Так ее везде попросту и называют — смертная палата.

— Но зачем переводят-то?

— Работы меньше потом. Да и удобнее, палата рядом с лифтом в морг. А может, чтобы не умирали в палатах, на глазах у остальных. И бодрствовать подле него легче, когда он один.

— Но ему-то самому каково?

Йозеф пожимает плечами:

— Обычно он уже мало что замечает.

— И все это знают?

— Те, кто здесь достаточно долго, конечно же, знают.

Во второй половине дня койку Франца Вехтера занимает новый раненый. Через несколько дней его тоже увозят. Йозеф делает красноречивый жест. Сменяются еще несколько человек. Иногда возле коек сидят родные, плачут или что-то говорят, тихо и смущенно. Одна старая женщина вообще не желает уходить, но ведь оставаться на ночь запрещено. Рано утром она снова здесь и все же, увы, опоздала: когда она подходит к койке, там лежит другой. Ей надо в морг. Яблоки, которые принесла с собой, она отдает нам.

Маленькому Петеру тоже стало хуже. Температурный лист выглядит скверно, и однажды к его койке подвозят каталку.

— Куда? — спрашивает он.

— В перевязочную.

Его перекладывают на каталку. Но сестра допускает оплошность, снимает с крючка его форменную куртку и кладет на каталку, чтобы не ходить дважды. Петер сразу все понимает и норовит свалиться с каталки.

— Я останусь здесь! — Его прижимают к каталке. Он тихо кричит простреленными легкими: — Я не хочу в смертную!

— Мы же в перевязочную.

— А зачем вам тогда моя куртка? — Говорить он больше не в силах. Хрипло, возбужденно шепчет: — Я останусь здесь!

Они не отвечают, выкатывают его в коридор. У двери он пробует подняться. Курчавая черноволосая голова трясется, глаза полны слез.

— Я вернусь! Вернусь! — кричит он.

Дверь закрывается. Все мы разволновались, но молчим. Наконец Йозеф роняет:

— Другие тоже так говорили. Туда попадешь, и все, хана.

Меня оперируют, и два дня кряду я мучаюсь рвотой. Кости у меня срастаться не желают, говорит докторский писарь. У другого раненого они срослись неправильно, и их снова ломают. Это вообще беда.

Среди новых два молодых солдатика с плоскостопием. Обнаружив при обходе сей изъян, главврач радостно останавливается:

— Это мы исправим, сделаем маленькую операцию, и ноги будут в порядке. Запишите, сестра.

Когда он уходит, всезнайка Йозеф предостерегает:

— Нипочем не соглашайтесь на операцию! У старикана это научный бзик. Для него каждый плоскостопый желанная добыча, враз уцепится. Ноги он вам оперирует, от плоскостопия впрямь избавит, зато обеспечит косолапость, всю жизнь с костылями будете шкандыбать.

— Что же делать? — спрашивает один из парней.