Три товарища и другие романы

Казалось, женщина вообще его не слышит. Она покачала головой — медленно, почти машинально.

— Лучше бы оставили меня на улице. А теперь… теперь, похоже, я уже не смогу…

— Мне тоже так кажется. Оставайтесь здесь, поспите. Так будет лучше всего. А утром — там видно будет.

Женщина подняла на него глаза.

— Но я не хотела бы вас…

— Бог ты мой, — вздохнул Равич. — Да ничуть вы меня не стесните. Думаете, вы первая, кто у меня заночует, потому что некуда податься? Ведь эта гостиница — приют для беженцев. Здесь такое случается сплошь и рядом. Вам лучше устроиться на кровати. А я посплю на софе. Мне не впервой.

— Нет-нет, можно, я останусь тут, просто посижу? Этого вполне достаточно, если вы позволите.

— Хорошо, как вам угодно.

Равич скинул пальто и повесил на вешалку. Потом прихватил с кровати одеяло и подушку и придвинул к софе стул. Принес из ванной свой махровый халат и повесил на спинку стула.

— Вот, — сказал он. — Это все вам. Если желаете, могу еще предложить пижаму. В шкафу, в ящике, берите любую. Больше я о вас не забочусь. Можете занимать ванную. А у меня еще дела.

Незнакомка опять покачала головой.

Равич стоял над ней в недоумении.

— Плащ мы все-таки, пожалуй, снимем, — рассудил он. — Он у вас промок. И берет давайте.

Она послушно отдала и то и другое. Он положил подушку в изголовье софы.

— Это под голову. А стул — это чтобы вы во сне не свалились. — Он пододвинул стул вплотную к софе. — Так, а теперь туфли. Там наверняка полно воды. Для простуды ничего лучше не придумаешь. — Он стянул с нее туфли, достал из шкафа пару шерстяных носков и надел ей на ноги. — Ну вот, так еще куда ни шло. Скверные времена лучше переносить с удобствами. Старая солдатская заповедь.

— Спасибо, — вымолвила женщина. — Спасибо.

Равич направился в ванную, отвернул оба крана. Вода с шумом полилась в раковину. Он ослабил узел галстука и отрешенно глянул на себя в зеркало. Из глубокой тени глазных впадин на него устремился привычно-пристальный, цепкий, изучающий взгляд; лицо худое, можно считать, почти изможденное, если бы не глаза; губы, пожалуй, слишком мягкие на фоне двух глубоких морщин, что бороздами пролегли к уголкам рта от носа; а в довершение всего — длинный, в зазубринах, шрам, что от правой брови протянулся через весь лоб, заползая в волосы.

Телефонный звонок прервал его раздумья.

— Вот черт!

На секунду он забыл обо всем на свете. С ним такое бывает: чуть задумается — и полностью уходит в себя. А тут еще эта женщина…

— Сейчас подойду! — крикнул он. — Напугались? — Он снял трубку. — Да. Что?… Так… конечно, да… Конечно, получится… Да. Где? Хорошо, еду. Горячего кофе, и покрепче… Хорошо.

Он аккуратно положил трубку и, сидя на краю софы, все еще думал о чем-то своем.

— Мне надо ехать, — сказал он затем. — Это срочно.

Женщина тут же вскочила. Но покачнулась и ухватилась за спинку стула.

— Нет-нет… — На короткий миг Равича тронула эта ее спешная покорная готовность. — Вы можете остаться. Спите. Мне нужно по делам, на час-другой, точно не знаю. Только не уходите никуда.

Он надел пальто. На секунду промелькнула нехорошая мысль, но он тут же ее отогнал. Эта женщина не украдет. Не из таких. Уж в этом-то он разбирается. Да и красть у него особенно нечего.

Он уже был в дверях, когда женщина спросила:

— Можно, я пойду с вами?

— Нет, это исключено. Оставайтесь здесь. Берите все, что понадобится. И кровать, если хотите, тоже ваша. Коньяк вон там. Спите…

Он повернулся, чтобы уйти.

— Только свет не гасите! — вдруг выпалила женщина.

Равич выпустил дверную ручку.

— Вам страшно?

Она кивнула.

Он показал ей на ключ.

— Запритесь. Только ключ выньте. Внизу, у портье, есть второй, им я и открою.

Она затрясла головой:

— Нет, не в том дело. Но, пожалуйста, свет оставьте.

— Вот оно что. — Равич глянул на нее испытующе. — Да я и не собирался гасить. Пусть горит. Это мне знакомо. Со мной такое тоже бывало.

На углу улицы Акаций он поймал такси.

— Улица Лористона, четырнадцать. Только скорее!

Водитель развернул машину и вырулил на проспект Карно. На перекрестке с проспектом Великой Армии справа на них вылетел маленький двухместный кабриолет. Столкновение было неизбежно, но их спасла мокрая мостовая. Кабриолет с визгом затормозил, его занесло вбок, и он чудом пролетел в каких-то сантиметрах от радиатора таксомотора. Крутясь волчком, кабриолет пронесся дальше. Это был маленький «рено», за рулем которого сидел мужчина в очках и черном котелке. Вместе с машиной кружилось, то показываясь на секунду, то снова исчезая, его бледное от гнева лицо. Наконец машина выровнялась и свирепой зеленой саранчой рванула к Триумфальной арке, что возвышалась в конце улицы, словно исполинские врата ада, — только бледный вскинутый кулак еще долго грозил кому-то, тыча в ночное небо.

Таксист обернулся.

— Нет, вы такое видали?

— Видал, — отозвался Равич.

— Но чтобы в такой шляпе. В котелке, ночью, и так гонять?

— Он прав. Он был на основной дороге. Чем вы возмущаетесь?

— Ясное дело, он прав. Потому я и возмущаюсь.

— А если бы он был не прав, что тогда?

— Тоже бы возмущался.

— Вам, я погляжу, легко живется.