Он принес две рюмки и бутылку курвуазье. Пугливо покосился в угол на смутно мерцающую в сумерках кровать.
— Свет зажечь? — спросил он.
— Не надо. А вот бутылку можете оставить.
Официант поставил поднос на стол и, еще раз оглянувшись на кровать, стремглав удалился.
Равич дополна налил обе рюмки.
— Выпейте, — потребовал он. — Вам станет легче.
Он ожидал, что женщина станет отказываться, и уже приготовился ее уговаривать. Но та без колебаний выпила все до дна.
— В чемоданах есть еще что-то нужное? Важное для вас?
— Нет.
— Что-то, что вы хотели бы сохранить? Что может вам пригодиться? Не хотите хотя бы взглянуть?
— Нет. Ничего там нет. Я знаю.
— И в маленьком чемодане тоже?
— Может быть. Не знаю, что он там держал.
Равич взял чемодан, положил на стол, раскрыл. Несколько бутылок, кое-что из белья, пара блокнотов, коробка акварельных красок, кисточки, книга, в боковом кармашке парусиновой папки — тонкий сверток из пергаментной бумаги. Две купюры. Равич посмотрел их на свет.
— Тут сто долларов, — сообщил он. — Возьмите. Сколько-то времени сможете на них прожить. Мы этот чемоданчик к вашим вещам поставим. С тем же успехом он мог принадлежать и вам.
— Спасибо, — вымолвила женщина.
— Вам, наверно, все это кажется отвратительным. Но это необходимо. Ведь это важно для вас. Деньги — это для вас время.
— Мне это не кажется отвратительным. Просто сама я бы не смогла.
Равич снова наполнил рюмки.
— Выпейте еще.
Она выпила, теперь уже медленно.
— Ну как, лучше? — спросил он.
Она подняла на него глаза.
— Не лучше и не хуже. Вообще никак.
В полумраке ее было почти не видно. Лишь изредка красноватый отблеск рекламы мерцающим всполохом пробегал по рукам и лицу.
— Не могу ни о чем думать, пока он здесь, — призналась она.
Двое санитаров, придвинув носилки к кровати, сбросили с покойника одеяло. Переложили тело на носилки. Все это молча, быстро, деловито. Равич встал к женщине поближе — на тот случай, если она вздумает брякнуться в обморок. Пока санитары не накрыли тело, он наклонился над покойником и взял с ночного столика деревянную фигурку мадонны.
— По-моему, это ваше, — сказал он женщине. — Забирать не будете?
— Нет.
Он попытался сунуть фигурку ей в руки. Она не брала. Тогда он раскрыл маленький чемодан и положил мадонну туда.
Санитары тем временем набросили на труп покрывало. Подняли носилки. Дверь оказалась узкая, да и коридор не слишком широкий. Сколько ни пробовали они развернуться, все было тщетно — носилки утыкались в стену.
— Придется его снять, — решил тот, что постарше. — Так не пройдет.
И выжидательно посмотрел на Равича.
— Пойдемте, — сказал Равич женщине. — Нам лучше подождать внизу.
Женщина покачала головой.
— Хорошо, — бросил он санитарам. — Делайте как знаете.
Те за руки за ноги сняли тело с носилок и переложили на пол. Равич хотел что-то сказать. Посмотрел на женщину. Та стояла как вкопанная. Он промолчал. Санитары сперва вынесли носилки. Потом нырнули обратно в полумрак комнаты и вытащили тело в тускло освещенный коридор. Равич шел за ними. На поворотах лестницы тело приходилось поднимать. Лица санитаров от натуги побагровели и взмокли, они вовсю пыхтели, а покойник колыхался над ними, как живой. Равич дождался, пока они снесут тело вниз. Потом вернулся.
Замерев у окна, женщина смотрела на улицу. Там стояла машина. Санитары засунули тело в недра фургона, как пекарь сажает в печь хлеб. Потом уселись в кабину, мотор будто воем из преисподней истошно взревел, и машина, резко рванув с места и качнувшись на повороте, скрылась за углом.
Женщина обернулась.
— Я же говорил: надо было вам сразу спуститься, — буркнул Равич. — К чему смотреть на все это?
— Я не могла. Не могла уйти раньше его. Неужели не понимаете?
— Понимаю. Пойдемте. Выпейте еще.
— Нет.
Когда приехала полиция и санитары, Вебер включил свет. Теперь, без покойника, комната казалась просторнее и выше. Просторнее, выше, но все равно какой-то странно нежилой, словно мертвеца унесли, а сама смерть осталась.
— Останетесь в этой же гостинице? Ведь нет же?
— Нет.
— Знакомые у вас тут есть?
— Нет. Никого.
— А гостиница другая есть на примете?
— Нет.
— Тут поблизости есть гостиница, тоже небольшая, вроде этой. Но там чисто, и вообще порядочное заведение. Можно там что-нибудь для вас подыскать. Гостиница «Милан».
— А нельзя мне в ту гостиницу, где… Ну, в вашу?
— В «Интернасьональ»?
— Да… Я… там… словом, я ее уже немного знаю. Все-таки лучше, чем что-то совсем незнакомое…
— «Интернасьональ» не самое подходящее место для женщины, — заметил Равич. «Этого еще не хватало, — подумал он. К нему в гостиницу. — Что я ей — сиделка, что ли? А потом, уж не думает ли она, часом, что нас теперь что-то связывает? Бывает же». — Там всегда полно. И все сплошь беженцы. Нет, вам лучше в «Милан». А если там вам вдруг не понравится, переехать никогда не поздно.
Женщина вскинула на него глаза. Ему почудилось, будто она угадала его мысли, и на миг стало стыдно. Но лучше сейчас миг стыда, зато потом живи спокойно.
— Хорошо, — сказала женщина. — Вы правы.