– Что-то ты сегодня рано, Сурик, – сказала она, обнимая его.
– Я сказал дома, что меня посылают в однодневную командировку, – сказал Сурик, целуя ее в шею.
– Дура же твоя жена, если верит тебе.
– Так она ведь меня любит.
– Терпеть не могу, когда ты такой самодовольный!
– Я просто очень хотел тебя видеть. Я по тебе соскучился, – сказал он очень нежно.
– Если ты имеешь в виду секс, – сказала Ванда, – то знай, что я только что оделась и вовсе не собираюсь снова раздеваться.
– Я имел в виду не только секс.
– Значит, все же за один день можно соскучиться? – съязвила Ванда.
– Перестань! Мы не виделись не только вчера, но и в пятницу тоже, не на работе, а после…
– Ах, да-а-а! – улыбнулась Ванда. – Я и забыла, что в пятницу ты, как добропорядочный муж, ровно в 18.00 с работы помчался прямо в объятья жены!
– Но я ведь объяснил, почему мне пораньше надо было быть дома в пятницу: у Аэлиты был день рождения.
– Дни рождения твоей жены меня не интересуют! Что же ты ей подарил?
– Прекрати!
– Ну, хорошо! А вчера?
– Вчера я был на свадьбе у одного из моих родственников. В церкви сурб Григор Лусаворич на улице Амиряна. Ну, а потом был ресторан. Неудобно было не пойти.
– О, конечно! Просто, знаешь, у тебя слишком много родственников.
– Да, это правда. Но все это не имеет значения, поскольку я сегодня свободен весь день.
– Неплохо, – сказала Ванда. – Пошли завтракать?
– Давай, – сказал Сурик. – Признаться, я очень голоден.
– Что же тебя дома голодом-то морят, бедненький! Пойдем, я тебя накормлю. Только сначала включим магнитофон. Обожаю завтракать под музыку.
На кухне она вскипятила воду для кофе и стала варить яйца. Достала из холодильника масло, сыр, вчерашний салат.
– К сожалению, ничего другого нет, – сказала она. – Поленилась вчера купить.
– Ничего, – сказал Сурик Барсегян. – Для завтрака сойдет.
– Ты ужасно великодушный! – Она положила на стол тарелки, ножи, вилки. – Пиво хочешь?
– Нет.
– А я выпью. Люблю пиво.
– Я это знаю. Странно, что ты не толстеешь.
– От пива толстеют только мужчины, – сказала Ванда («Откуда она знает такие вещи?» – подумал Сурик).
Он смотрел на нее и думал, что его жене далеко до Ванды (бес сравнения, сидевший в нем очень крепко, опять проснулся). Ванда была в длиннющем сарафане с большими пуговицами, нижние шесть из которых Ванда никогда не застегивала; она была босиком, очки были подняты на лоб, и волосы, как всегда, завязаны сзади, в то утро – зеленым шнурком. Сурик думал о том, что Аэлита никогда не завязывает волосы шнурком, никогда не ходит босиком по квартире, никогда по утрам (и вообще никогда) не пьет пиво. И он вздохнул. Ванда не обратила на его вздох никакого внимания (вообще в последнее время Сурик часто вздыхал) и продолжала о чем-то болтать.
Они позавтракали, потом пили кофе и курили.
– Давай поедем куда-нибудь.
– Куда?
– Не знаю. За город. В какой-нибудь ресторанчик.
– Какие мы богатенькие! Разжились на работе в министерстве, парон[38]
Барсегян?– О да! Я беру взятки от разного рода санэпидемстанций, которые инспектирует наш отдел, возглавляемый достопочтенной, честнейшей, кристальнейшей мадам Кларой!
– Так вы, стало быть, берете взятки, парон Барсегян?
– А ты думаешь, Ванда-джан, что подарки, которые ты получаешь, куплены на зарплату?
«Вот свинья! – подумала Ванда. – Я так и знала, что он когда-нибудь напомнит мне о подарках!»
Вслух она сказала:
– Можете подарков мне больше не дарить, парон Барсегян.
– Ладно, – рассмеялся Сурик. – Давай заканчивать эту пустую болтовню. Решай: едем мы за город или нет.
– Не знаю, пока не решила. Потому что поехать с тобой за город означает отказаться от одного свидания.
– Свидания с мужчиной?
– Да. Ты ревнуешь?
– Ты должна поехать к сыну?
– Так ты знаешь о его существовании?
– В наш век очень трудно что-либо утаить. Неужели ты думаешь, что, по крайней мере за эти полгода, которые мы провели вместе, никто мне об этом не рассказал?
– И ты ничего не говорил?
– Нет, – сказал Сурик Барсегян. – Я не понимал, почему ты сама мне этого не скажешь, и думал, что тебе не хочется об этом говорить.
– А ты хороший парень, Сурик! Деликатный даже!
– Хорошо, что ты наконец-то это поняла. Могло быть и хуже.
– Хочешь, я тебя поцелую?
– Нет. Только потому, что я проявил такт, меня целовать не надо.
– Как ты высокопарно говоришь! «Проявил такт»! Боже!
– А ты зато всегда насмехаешься надо мной. Я к этому уже привык.
– После сегодняшнего, – сказала Ванда, – обещаю больше никогда не насмехаться.
Помолчали. Потом Сурик спросил:
– Ну, так мы едем?
– Пожалуй, что так, – сказала Ванда. – Только мне надо будет принять душ. Хочешь вместе со мной?
– Очень хочу.
– И ты будешь любить меня хорошо?
– Да.
– И будешь делать, что я скажу?
– Да.
– И позволишь мне делать, что я захочу?
– Да.
– Допивай же скорее кофе!
– Нет, – сказал Сурик Барсегян. – Я буду медленно-медленно пить кофе, чтоб продлить удовольствие ожидания!
Ванда встала из-за стола, подошла к Сурику и села ему на колени.
– Попробуй, если сможешь, – сказала она.
– Я буду пить кофе и даже внимания на тебя не буду обращать.
– У тебя это не получится.
– Давай попробуем.