Три цветка и две ели. Первый том

– Сиди тихо, кузнец, – прошептал ему Рагнер, пока Вьён переводил. – Госпожа Тиодо, сейчас разберемся, – встал верховный судья со скамьи, взял бумаги у писца и вышел на середину подиума. – Вы оставили такие описания насильника: «Высокий, сильный, что-то мычал и ревел, точно зверь». Я могу удостоверить Суд о том, что в устных беседах вы добавили к описанию бороду, но, возможно, приняли вместо нее тень от фонаря. А также вы не узнали цвет плаща, какой был у господина Граддака. Перепутать красный и синий невозможно… Господин Граддак стал жертвой банды и помог мне изобличить ее. Теперь, благодаря ему, спасено множество душ. Город Ларгос и город Нюёдлкос с признательностью награждают господина Граддака десятью золотыми ронами, а вы, ларгосцы, должны благодарить этого мужа за то, что путников, возможно, ваших родных или друзей, направляющихся из Нюёдлкоса в Ларгос, более не ожидает ужасная участь стать, будто помои, пищей свиньям.

Одни ларгосцы выкрикнули хвалы Нинно, вторые, уверенные в его виновности, нахмурились. Но большая часть горожан, впав в сомнения, шумно обсуждала слова герцога Раннора. Рагнер поднял кулак, приказывая замолчать.

– Сегодня я принял власть верховного судьи, так как лично занимался поиском насильника и опрашивал свидетелей. У меня нет сомнений в невиновности господина Граддака. И нет сомнений в вине бывшего мясника, Пролы Шорхога. Даю слово вдове Ноллё Моцнцог, главе лупанара «Лебедь».

В четвертой секции к перегородке вышла толстая Ноллё, одетая как добропорядочная горожанка, но с фингалом под глазом.

– Я аще двацатагу дню Цалмудрия лупаю былася в Нюёдлкосе, – ворковала она деловитым голоском. – И славная тем, ча чеснаа шлюха! К нама енти бандиты частая хаживали. Мы и знаать не знаали о свинях и разбою, угаждали исправна ентим нелюдя́м… Ча казать-та, Пролу все бабы боялися. Он та тихай, та как расбусшаатся – ай дяржися! И дрался, и насилил тожа! Мы яго боялися! Пущали, тока ежаля брат ягайнай, Хис, яга вязал да запёрывал!

– Садитесь, вдова Моцнцог, – сказал Рагнер. – У меня сомнений в вине нелюдя нет. Если у кого-то еще они остались, то прошу встать, а всех остальных сесть.

Лилия с гордым и несчастным лицом, изображая оскорбленную честь, опустилась на стул, а за ней и Адреами сел, но Вьён остался стоять.

– Раз жертва тоже теперь не имеет сомнений, – холодно произнес Рагнер, – то я объявляю Пролу Шорхога виновным в надругательстве над родом Тиодо с насилием.

Лентас стукнул тростью, но Вьён и тогда не сел на стул.

– Это был не суд! – вскричал он. – А судилище над несчастной госпожой Тиодо! Ее пытали унизительными вопросами, копались в ее белье, ставили под сомнение чистоту этой безупречной меридианки! И она прошла через весь этот позор только ради того, чтобы покарали настоящего злодея, а не того, на кого ты сваливаешь его вину, герцог Рагнер Раннор!

Стражники хотели усмирить Вьёна, но Рагнер остановил их и кивнул им отойти. Он, встав на «подмостках», с печальной усмешкой слушал то, что выговаривал ему бывший друг, наставник и очень дорогой для него человек.

– Ты потерял право называться рыцарем после этого дня! – кричал Вьён. – Высеки меня, казни насмерть, разори меня, но я всё тебе выскажу! Сегодня ты намеренно унизил даму! С самого начала я понял, что ты затеял какую-то игру. И ты всегда выигрываешь! Ведь Ранноры всегда добиваются своего! И если не получается честно, то идут в обход даже тех законов, что сами писали. Я имею возражения! И знаю, что этот зверь, – ткнул он пальцем в Нинно, – появился из леса у моего дома – пьяный и грязный! С исцарапанным лицом и с бородой! Ты намеренно не привел в Суд ни одного свидетеля этого странного появления, но о ней, должно быть, позабыл, – указал он на Маргариту. – Давай же, спроси ее, баронессу Нолаонт, в каком виде и как появился ее брат в Ларгосе!

Зрительские секции разволновались, горожане стали шушукаться и спорить, обсуждая услышанное, так что Рагнер опять поднял кулак. В наступившей тишине он заговорил: