"В "Самарской газете" Горький писал заметки о городских событиях, фельетоны. Фельетоны подписывал странно - Иегудиил Хламида. (Иегудиил - по еврейским религиозным сказаниям, один из семи высших ангельских чинов; хламида - у древних греков и римлян плащ, перекинутый через левое плечо; в просторечье - несуразная одежда (в Самаре Горький носил "крылатку" - широкий черный плащ).)" [Нефедова И.М.].
"Конечно, это случайность, что появление "Очерков и рассказов" почти буквально совпало с выходом в свет первого русского перевода "Так говорил Заратустра". Но Горький к этой случайности хорошо подготовился" [Басинский П.В. Страсти по Максиму].
Религию М. Горький не отвергал.
В декабре 1887 года М. Горький (ему тогда было 19 лет) совершил попытку самоубийства; за этой попыткой последовало отлучение М. Горького от церкви на несколько лет. (В первой половине 1887 году умерли бабушка и дед М. Горького). Судя по биографической литературе, после окончания срока отлучения от церкви М. Горький продолжил участие в религиозных обрядах (по крайней мере, эпизодическое). Да и само отлучение выглядит не как репрессия (в чем репрессия?), сколько как заботливое увещание. Сам М. Горький позднее вспоминал о своей попытке самоубийства осуждающе. Можно утверждать, что и попытка самоубийства, и последующее отлучение свидетельствуют о драматичности религиозности М. Горького, но не ставят эту религиозность под сомнение.
"Завершают "Исповедь" слова о едином и верном пути народа "ко всеобщему слиянию ради великого дела - всемирного богостроительства ради!"" [Нефедова И.М.].
"Горький увидел в религии одно из средств объединения масс, столь актуального в пору реакции: "разрушаются люди, отъединенные друг от друга и обессиленные одиночеством". Писатель хотел превратить религию из врага социализма в его союзника, пытался признавать "бога без церкви"" [Нефедова И.М.].
"Сурово критиковал Ленин деятельность каприйской партийной школы, в работе которой писатель принимал живое участие и которая не следовала ленинскому курсу, стала фракционным центром отзовистов, ультиматистов и богостроителей" [Нефедова И.М.].
"Но вот, отплывая от сырного острова, я почувствовал крайнее изумление, быть может, впервые в своей жизни. Дело в тем, что остров, как я уже вам рассказывал, покрыт громадными деревьями. И в момент, когда мы отъезжали, все эти деревья трижды низко поклонились нам, после чего приняли снова вертикальное положение. Много раздумывая, я до сих пор не могу отыскать должного объяснения этому обстоятельству в науке" (Э. Распэ. Вечера барона Мюнхаузена).
"Почему бы не издать библию с критическими комментариями... Библия - книга в высокой степени неточная, неверная. И против каждого из тех текстов, которые могут быть выдвинуты противником, можно найти хороший десяток текстов противоречивых. Библию надо знать", - говорил Горький на открытии II Всесоюзного съезда воинствующих безбожников в 1929 году" [Нефедова И.М.].
(Интересный вариант "воинствующего безбожия"... Как-то не осталось со времен социалистическо-атеистических примеров государственного издания Библии, хотя бы и с критическими комментариями. Разве только, минимальными тиражами, для узкого круга привилегированных читателей? Или даже таких - минимальных - "социалистических" тиражей не случилось?).
"Религиозное творчество я рассматриваю как художественное: жизнь Будды, Христа, Магомета - как фантастические романы" (М. Горький. "Лев Толстой", примечание).
(В такой позиции отсутствуют и осуждение, и агрессивность. А при перестановке акцентов можно смоделировать восхищение: Романы... Фантастические! Религиозное творчество... Фантастическое!)
Только вот какова была практика постреволюционной власти? Можно было одобрять и присутствием, и молчанием...
М. Горький: "Я видел Бога, это Саваоф, совершенно такой, каким его изображают на иконах и картинах...".
"В предсмертном бреду он, по собственному признанию, записанному Марией Будберг за два дня до его смерти, "с Господом Богом спорил. Ух, как спорил!"" [Быков Д.Л.].
"За день до смерти Горький сказал Липе Чертковой: "А я сейчас с Богом спорил... ух, как спорил!" Через день, 18 июня, он закончил этот спор навеки. Или ушел доспорить лично - это уж кому как нравится" [Быков Д.Л.].
"Да, обида! Несомненно, Горький был сперва обижен Толстым и только позже, почувствовав его собственную "слабину", несколько успокоился и даже сумел нанести своему обожаемому сопернику ответный удар, создав образ Луки. Конечно, когда он писал Луку, он думал о Толстом. Публика этого не поняла, ну так и что? Зато это понял сам Лев. И как огрызнулся!