Три узды

как оставить тебя без последнего напутствия. Оно такое – не верь ничему, что тебе будут показывать про меня. Я только любила тебя, а все остальное – ложь, ложь, ложь. Не грусти. Я попробую тебя здесь дождаться»

Какой наивный декаданс, подумал я. Совершенно в ее стиле… Подписи не было, но, разумеется, я знал, чье это письмо. Почему она отправила его сюда? И почему письмо датировано тем днем, когда она уже никак, ну никак не могла его написать?

Эльдар перегнулся со своего кресла и с интересом читал перевернутый текст с экранчика в моих руках.

– Похоже на шифр, – с самоуверенным видом знатока заявил он.

– Почему? – рассеяно поинтересовался я, думая о том, что не понимаю ничегошеньки.

– Потому что при буквальном прочтении слишком мало смысла.

– Ты, видно, еще не знаком с поэзией Серебряного века…

Он с легкой обидой задрал нос:

– Конечно, знаком. Но даже в сравнении с таким… В общем, если не возражаете, я попробую заняться и этим.

– Попробуй, дружище, попробуй… – разрешил я, со вздохом пряча телефон в карман. – Короче, хочешь верь, хочешь не верь, но я этого ничего не писал и раньше не видел. Железно.

– А вы точно-точно это помните? – он смотрел на меня с сочувствием и опаской, как, наверное, смотрят на потенциально буйных душевнобольных. – Может быть, вы просто забыли? Я знаю, что бывают состояния – не подумайте, что я…

– Ладно, приятель, – устало прервал его я. – Я и впрямь в последнее время какой-то дерганный. Не настолько, конечно, чтобы писать такую чушь и ничего не помнить… Здесь я еще разберусь… Пойду я, дела у меня, хорошо?

– Конечно, конечно! – с видимым облегчением закивал он. – Вы и так потратили на меня столько времени… А насчет этого, – он потряс в воздухе пакетиками с осколками и волосами, о которых, признаюсь, я уже забыл, – вы даже не сомневайтесь. Я все исследую, проверю, и сообщу вам в самое ближайшее время.

– Договорились, – буркнул я и направился к выходу. – Да! Чуть не забыл. Скажи, Эля ничего не говорила тебе про коробку?

– Коробку?

– Ну да, какую-то коробку с моими старыми бумагами. Что ее надо мне отдать…

– Н-нет, Максим Викторович. Ни про какую коробку Эльза мне не говорила. Я думаю, вам стоит связаться с ней напрямую.

* * *

Стасика я нашел в его университетской лаборатории. Это было громко сказано – лаборатория, больше это напоминало строительный вагончик, поставленный в углу огромного гулкого ангара. В этом ангаре было еще много вагончиков, мостовых кранов, дымящих цистерн с жидким газом, решетчатых ферм с подвешенными на них приборами несерьезно кустарного вида, силовых кабелей, заросших пылью и тянущихся во всех направлениях – и прочего физического хлама. Все это вместе называлось неудобоваримым словосочетанием «Хроноскопический университетский ядерный комплекс». Его устроили на месте старого экспериментального корпуса ускорителя, когда стало ясно, что тот уже не способен предложить человечеству ничего нового. Зато ускоритель до сих пор исправно разгонял частицы до тех мозголомных скоростей, которые позволяют изучать всякие релятивистские штучки, связанные со временем – отсюда и гордое слово «хроноскопический» в названии. Все это было мне известно из научно-популярной лекции одного местного теоретика, на которую я забрел со скуки.

Когда я вошел, Стасик в одиночестве сидел на стуле с пяльцами на коленях, в то время как на экранах за его спиной бесконечным потоком мелькали цифры расчетов.

– Что делаешь? – спросил я с порога.

– Хуйней страдаю, – желчно ответил он, даже не соизволив оторвать головы от своего вышивания. – Эта дохлая жестянка со вчерашнего дня не может посчитать эксперимент. Говорил я этим толстомордым сукам в ректорате, что нам новый кластер нужен, так им же хоть в глаза ссы…

Сколько я помню Стасика, он, если только не пил в баре, сидел на этом самом стуле, за этим самым столом, непременно с вышивкой (к этому странному занятию его приучила мама, и в нем он достиг более значительных высот, чем в науке: во всяком случае, его панно регулярно попадали на различные выставки), и матерился на работу. Но я знал, как его приободрить.

– Херней же страдаешь, – процитировал я его самого минутной давности, и он тут же взвился.

– Да еще ты бы тут квакал, гуманитарий хренов! Это твои синапсы-хуинапсы херня полная, а у меня тут – Большая Наука…

– Ну, расскажи, – усмехнулся я.

– Брось, братан, твой бедный мозг на такое не рассчитан.

– Ну ты давай как-нибудь доступно. На моем уровне, а?

Он хмыкнул.

– Ну ладно. Если хочешь знать – мы тут меняем прошлое.

– Да не гони. Это невозможно.

– Вот сам и не гони. А я, например, уточнил третью гравитационную постоянную в модели Эйнштейна-Подольски-Розена, и показал, что в запутанной квантовой системе первого порядка состояние одной связанной частицы можно детерминировать влиянием на другую9.

Я покивал с умным видом, хотя действительно не понял ни слова: